style="font-size:15px;"> пожалуйста, пусть эти строки скажут то, что я не могу выразить словами:
Я бы хотел быть так близко
К тебе, как мокрая юбка
Рыбачки близка к ее телу.
Думаю о тебе всегда.
– Ямабэ-но Акахито
Нура тихо присвистнула.
– Кажется, Джонс – не единственный тайный воздыхатель твоей мамы.
Опускаюсь на кровать.
– Мама никогда мне не рассказывала ни про какого Макото.
Даже не знаю, как относиться к этому. Странно думать о личной жизни родителей до твоего появления на свет. Пусть меня назовут самовлюбленной, но верить, что все началось в тот момент, когда родился ты, – это привилегия подростков. Из серии «А вот и Иззи! Земля, теперь ты можешь вращаться». Может, это свойственно всем детям, у которых нет ни братьев, ни сестер, – не знаю. Или моя мама любила меня так сильно, что теперь я чувствую себя центром вселенной.
Пока я размышляю над увиденным, Нура осторожно говорит:
– Слушай. Ты же родилась в 2003.
– Точно, – сглатываю я, пристально вглядываясь в страницу. Наши мысли принимают невероятное, но интуитивно правильное направление. Мама говорила, что забеременела на последнем курсе колледжа. Мои родители окончили учебу вместе. Гарвард, 2003 год. Отец был еще одним студентом из Японии. Роман на ночь. «Но это не было ошибкой, – всегда говорила она. – Никогда».
Смотрю на имя. Макото. Мак. Какова вероятность того, что у мамы были отношения с двумя разными японцами в год моего рождения? Перевожу взгляд на Нуру.
– Возможно, он мой отец. – Так странно и так тяжело произносить эти слова. Табу.
Тема моего отца всегда была не чем иным, как биографической сноской. Иззи родилась в 2003 году от союза Ханако Танаки и неизвестного мужчины японской национальности. Вот только паршиво мне вовсе не от этого факта. Я – дитя двадцать первого века. Как я могу стыдиться сексуальной свободы моей мамы? Я с уважением отношусь к ее выбору, но даже слова «мама» и «секс», стоящие рядом, вызывают во мне непреодолимое желание что-нибудь поджечь.
Мне больно от незнания. Идя по улице, разглядываю лица и спрашиваю себя: не ты ли мой отец? Был ли ты с ним знаком? Знаешь ли ты обо мне что-то, что не известно мне самой?
Нура пристально смотрит на меня.
– Этот взгляд мне хорошо знаком. Тешишь себя надеждой.
Прижимаю книгу к груди. Иногда трудно не завидовать собственной лучшей подруге. У нее есть то, чего нет у меня, – мама, папа и огромная семья. Мне довелось побывать у нее дома на День благодарения. Это настоящая картина Нормана Роквелла[12], только с подвыпившим дядей, гранатовым соусом, пирожными с хурмой вместо яблочного пирога, и все говорят на фарси. Она знает, откуда она, кто она и что собой представляет.
– Я серьезно, – отвечаю наконец.
Нура опускается рядом и легонько толкает меня локтем в бок.
– Серьезно? Может, он твой отец. А может, и нет. Не надо делать поспешные
Американский художник и иллюстратор. Его работы пользуются популярностью в Соединенных Штатах; на протяжении четырех десятилетий он иллюстрировал обложки журнала The Saturday Evening Post.
