как начинается моя битва, и каждый день я говорю: не сегодня.
– Кимми!
Маленькая рука тянет меня за руку, когда мой младший брат тащит меня ко входу в начальную школу.
Кириан теперь достигает моей талии. На его выглаженной форме виднеется морщинка, которую я разглаживаю.
Его выгоревшие светлые волосы коротко подстрижены, и он гордится этим, потому что это «круто». Его ярко-карие глаза так блестят, что сквозь них почти можно увидеть мир. Настолько чистый мир, что вам захочется массово его производить и свободно распространять.
– В чем дело, Кир? – я спрашиваю.
– Я спросил, приготовишь ли ты мне макароны с сыром позже?
– Я не могу. У меня занятия допоздна.
Он надувает губы, его рука расслабляется в моей. Если есть что-то, что я ненавижу в этом мире, так это то, что я убиваю эту искру в его чертах.
– Мариан приготовит для тебя, – заключаю я сделку.
Кир любит нашу экономку и проводит время с ней, когда меня нет.
– Я не хочу Мари. Я хочу, чтобы ты приготовила.
– Кир… – я приседаю перед ним на корточки, заставляя его остановиться. – Ты же знаешь, что я ничего так не хочу, как быть с тобой, верно?
Он отчаянно трясет головой.
– Ты исчезла на днях.
Моя нижняя губа дрожит, и требуется все силы, чтобы взять себя в руки. Это причина, по которой я просыпаюсь каждый день, почему борюсь с этим туманом, почему принимаю душ, а затем надеваю форму.
Люди говорят, что ничто не может остановить эти мысли, когда они проникают так глубоко. Тебе нужна терапия, тебе нужны лекарства, тебе нужны все эти чертовы вещи.
Мне нужен только этот маленький человечек с огромными глазами и маленькими надутыми губами. Его лицо первое, что я пытаюсь увидеть утром. Его голос я хочу услышать, как только открою глаза.
Кириан моя особая таблетка. Моя счастливая таблетка.
Но на прошлой неделе он увидел то, чего не должен был видеть. Вернее, он стал свидетелем этого, и когда я проснулась, то обнаружила, что он рыдает в ногах моей кровати, обнимает меня и умоляет не оставлять его.
– Этого больше никогда не повторится, моя маленькая обезьянка.
– Что, если повторится? – его нижняя губа выпячивается вперед, когда он широко раскрывает глаза. – Что, если ты исчезнешь, и мне придется остаться с мамой?
– Никогда, Кир. – я притягиваю его к себе и сжимаю в объятиях. – Я никогда не оставлю тебя с мамой. Ты понял?
Он отталкивается от меня и вытягивает мизинец.
– Клянешься на мизинце?
– Клянусь на мизинце, малыш. – я обвиваю его палец своим.
Как только он уверен в обещании, он отстраняется и смотрит на меня, надув губы.
– Я не ребенок.
– Ты мой маленький ребенок. Смирись с этим.
– Неважно. – он снова широко раскрывает глаза. – Ты вернёшься домой пораньше?
Серьезно, у него щенячий взгляд, из-за которого я готова совершить преступление.
