о, но попадаются такие экземпляры, что спать не хочется. Впрочем, теперь меня интересует только один экземпляр, а потому расположение номера не имеет значения. Главное – попасть внутрь…
Думаете, легко? Всего-то десять шагов. Не так все просто. Меня там знают как облупленного. И ладно бы вернуться в смену другого портье, но два часа назад я расплатился по счету именно с этим чернокожим парнем, буркнул «сенькью вери мач» и отчалил навсегда. С документами у меня все в порядке, свою платежеспособность я уже подтвердил, но вдруг ему взбредет в голову, что я нелегально эмигрировал, и он звякнет в какое-нибудь там ФБР или ЦРУ? После 11 сентября они тут помешались на безопасности. С виду, действительно, все выглядит подозрительно. Хотя что тут подозрительного? Ну, вернулся, ну, заселился. Неожиданное дополнение к программе, им-то какое до всего этого дело? В конце концов, я же русский, а не чеченец. Погоди-ка, представим худший вариант – чувак позвонил, куда надо, приедут проверять – что со мной не так? Все так. По документам я еще целый месяц могу находиться в США, пользуясь всеми правами, кроме избирательных. Отбился от группы? Так ведь официальная программа закончилась, а все, что за ее рамками, – мое личное дело. У вас свободная страна или как?..
– Хай, – расплылся в невозмутимой улыбке Лео (если он, конечно, нацепил не чужой бейджик).
«Помнишь меня?» Конечно, помнит. Рот до ушей, а в глазах непонятки. Этот может и позвонить.
«Лео, если ты меня сдашь, то поставишь себя в очень глупое положение», – прищуриваю я левый глаз.
«Да на хрен ты мне нужен, – не мигая, отвечает Лео. – Ты сам себя сдашь через три дня, когда у тебя бабки закончатся. Террористы не пьют до пяти утра, а потом не просят разбудить их в девять, чтобы с опухшей рожей жрать халявные булочки и пить растворимый кофе в гостиничном холле».
«Ну, ты и сука!».
«Сам козел!».
– Мне нужен номер, – улыбаясь, говорю я.
– Как долго мистер желает снимать номер?
– Неделю.
– У вас есть кредитная карточка?
– Нет, наличные, авансом.
Лео склоняется над бумажками, и я не успеваю поймать его наверняка пристыженный взгляд. Наличные – это круто. Не каждый может оперировать наличкой в 800 баксов. У них тут вообще таких нет. Я чувствую себя арабским шейхом и жду только, когда Лео оторвет свою башку от моих документов.
– Велком, – заканчивает он, наконец, со всеми формальностями.
Я протягиваю деньги. Вот черт! А ручки-то подрагивают.
«800 баксов, говоришь, – едва заметно ухмыляется Лео. – Не забудь заказать побудку, завтрак в девять».
В номере я, не раздеваясь, плюхаюсь на широченную кровать. Это не мой бывший номер, но тоже сойдет. Лишь бы кондиционер не глючил, как у Саши Питерского из нашей группы. Правда, мне сейчас все равно. Спать очень хочется. Я почти не спал сегодня. И пусть он не пиздит, извиняюсь за выражение, – я не ел сегодня их гребанные булочки. За полчаса до отхода автобуса в аэропорт я еще спал как убитый, и это были всего лишь четвертые полчаса моего сна за последние сутки. Если за мной придут, я не хочу выглядеть, как какое-нибудь эмигрантское мурло после ностальгической попойки с бывшими соплеменниками. Мне нечего стыдиться – я тут временно…
Из абсолютно черного – чернее, чем Лео, – сна меня выдернул холод. Не помню, чтобы я подкручивал кондиционер на максимум – наверно, осталось от прежних обитателей. Может, тут проживали эскимосы – на улице дышать нечем, а в номере реальный минус. Сотрясаясь всем телом, я пробираюсь к кондиционеру и выключаю его. На часах четыре. Нормально. Если бы не холод, я мог бы проспать и сутки, но у меня не так много времени и денег, чтобы тратить и то и другое на сон в гостинице Вашингтона. Пусть даже в такой, как Governor’s House Hotel. Очень приличная гостиница, скажу я вам. Наверняка если поискать, то можно найти и дешевле, но в какой точке Вашингтона находится начало этих поисков, я представления не имею.
Я вообще не знаю, как буду делать самостоятельные телодвижения со своим английским. Университетские преподаватели в свое время отмечали мой уровень знаний твердой пятеркой, но из всего университетского уровня за неделю пребывания в американской столице мне удалось без затяжной пантомимы с дополнительными объяснениями ввести в практику только «сорри» и «экскьюзми». Разницу между этими стандартами поведения в американских общественных местах пояснил мне наш переводчик Карен:
– «Экскьюзми» говорят, когда собираются заехать в морду, а «сорри» – когда уже заехали.
Объяснение мне понравилось. Сложности с очередностью демонстрации вежливости возникли у меня только однажды, когда черный громила на входе в ночный клуб, что на пересечении Пенсильвании и Кентукки, безо всяких объяснений требовал от меня: «Уйди!»
– Экскьюзми? – переспрашивал
