обратился я к толстому, опав на сиденье. – Ты говорил, что знаешь, где водки достать…
– Уж я-то знаю, – обрадовался Гарик.
Я протянул ему деньги.
– Что у тебя с глазами? – спросил он, пристально вглядевшись в моё лицо.
– Там, понимаешь, такое дело – жена пришла меня провожать. Увидел её на перроне из тамбура, который заперт. А мы с ней накануне пособачились…
– Тогда понятно, – сказал Гарик и помчался куда-то за водкой.
Только тут я увидел забившееся в угол дитя. Одетое в джинсы и белый шерстяной свитер, дитя было покрыто белым воздушным пушком поверх румяных щёчек, глаза небесной голубизны взирали из-под длинных ресниц с невинным любопытством, вздёрнутый нос робко шмыгал, будто дитя готовилось вот-вот расплакаться, осознав несовершенство этого бренного мира…
– Знакомься, – пошевелил усами тощий Гарик. – Наш четвёртый, как говорится, пассажир.
– Эдуард, – пискнуло дитя.
Я тоже представился.
– А отчество? – спросило дитя.
– Мы тут все без отчества, – разъяснил ему тощий Гарик. – Отчество рабочему классу не полагается. Отчество ему выдаётся только когда он на пенсию выходит…
Тут вернулся второй Гарик, и бутылка «Столичной» в его руке была как волшебная палочка, с помощью которой он вылечит мир и осушит слёзы всем посылаемым на, но ещё не посланным…
– Просвещаешь подрастающее поколение? – спросил он одобрительно и повернулся к юноше. – Всё он правильно говорит. У нас в стране объявлен курс на что? На демократию. А демократия отчеств не предполагает.
Мы втроём хряпнули раз, другой и третий, и снова куда-то поплыли перед моими глазами мокрый перрон и моя одинокая супруга на нём, нервно вглядывающаяся в лица пассажиров и провожающих, и опять глаза мои наполнились предательской влагой.
– Да не реви ты, – приземлил меня толстый Гарик, лакируя водку своим шмурдяком. – Может, она просто хотела убедиться, что ты действительно умотал и не вернёшься внезапно…
* * *
На следующий день, десантировавшись на вокзале в Пицунде, я первым делом купил в ларьке грузинское курабье – на последний рубль, как выяснилось. Куда делись все мои деньги – кто же их, сволочей, знает. Не доехали. Сошли где-то по дороге, как в песне про речку Вачу.
Впрочем, прибедняюсь – рубль был не совсем последний. Соврал. Ждал своего часа ещё засадный полк – заначенная пятёрка в Достоевском.
Начальство обещало автобус, но автобуса не было – был только УАЗик, который забрал наши вещи и начальство. Шесть километров до лагеря пришлось идти пешком. Курабье скрасило мне пеший марш. Добравшись до пустого лагеря, мы выстроились в очередь к завхозу-кастелянше.
– Вы у нас… – почтенная дама через очки уставилась в ведомость, – проживаете в комнате 29… – И она занесла ручку,
