подобралась, нахохлилась, выхватила какой-то кривой нож из-за пояса, хищно блеснувший лезвием в лунном свете и что-то гаркнула, отчего на Роэля навалилось нечто необъяснимое, схожее с проклятьем или чем-то еще, не менее паршивым.
Ментальный контроль над разумом Катерины тут же пропал, отчего та остановилась и, недоуменно, огляделась по сторонам, в то время как маг сплел небольшое заклинание рассеивания и применил на себе, ощущая, как чужая магия разваливается на отдельные, уже неопасные, составляющие. Заклинание было ему неизвестным. Увы, сейчас поддерживать сразу несколько разных заклинаний он не мог. То ли здешние законы мира не допускали этого, то ли он еще просто не понял, как это делать, но стоило ему применить одно заклинание, как второе, которое он поддерживал, просто рассеивалось. И это касалось даже его врожденных способностей, в развитии которых он добился всего, чего только можно было. Это невероятно раздражало и вот это раздражение сейчас нашло свое применение.
Пока он творил заклинание, снимая чужое влияние на свой организм – старуха уже приблизилась, чтобы полоснуть его своим ножом, да только не успела. Плотный поток ветра просто снес её, отбрасывая аки тряпичную куклу, подальше и даже протащил немного по земле, отчего та стала похожа больше на болотное чудовище – такая же грязная и уродливая. На помощь товарке уже бросилась её молодая подруга, собираясь расправиться, с уже настоящим. Роэлем, но поскользнулась, когда под её ногами вырос небольшой камень, которого там раньше не было, растянувшись на земле прямо у ног того, кого она попыталась ударить.
Повеяло жутким, почти замогильным, холодом и в тот же миг у волшебника в руках появилась большая сосулька, скорее напоминающая настоящее копье, которым он и ударил, пригвоздив девушку к земле. Жуткий крик резанул его по ушам, когда лед пробил податливую плоть. Он же заставил Марфу вскинуться и резко подняться, но лишь для того, чтобы тугой комок огня бросил её обратно на землю, заставив кататься, чтобы потушить вспыхнувшее на одежде, пламя.
Роэль никогда не считал себя жестоким. Может немного необычным, немного не так понимающим все эти понятия жалости, морали и чести, но ведь он был ученым, а они всегда не от мира сего. В своих исследованиях он руководствовался логикой, отбрасывая все чувства, что могли помешать. Так и здесь, в этой драке, он не думал, что стоит оставить их в живых, что они итак уже получили свое, и что стоит проявить милосердие, оставив их в своих должниках. Но это все были чувства, а логика и здравый смысл говорил о том, что их нельзя оставлять в живых. Они не забудут обиды, не забудут того, что он с ними сделал и обязательно найдут способ, как ему отомстить.
Именно по этим причинам, а не из злости или мстительности, что его тут пытались убить, он решил не оставлять эту парочку в живых. Потому в его руке, снова, появилось ледяное копье, да только ударить лежавшую Катерину, пробив её сердце, он не успел.
– Хватит,
