о это не был «стукальщик»[1]. Я достаточно часто видел эту вещь и знаю, в чем тут дело. Так же хорошо знает это мальчик пивовар, разносящий пиво в три часа, – он усиленно машет за решеткою дома или выкидывает бешеные штуки ногами у дверей; также должен быть знаком с ним и мясник, хотя мясники вообще пренебрегают такими пустяками; также знаком с ним и почтальон, для которого стукальщики самой необыкновенной формы суть только человеческие слабости, о которых нужно сожалеть, но приходится пользоваться. И знать также должны об этом деле и пр. и пр.
Но это был особенный стукальщик. Странный, особенный, невообразимый стукальщик, – такой таинственный и подозрительный, что полицейский, нумер № 37, когда тот впервые попался ему на глаза, тотчас хотел взять его под арест, но, вступив в соглашение с инстинктами своей профессии удовольствовался тем, что взглянул на него строгим взглядом, не допускавшим шуток, я твердо надеялся еще открыть его секрет. Стукальщик был безобразный; он имел форму человеческого лица с злым выражением, какое себе только можно представит; это было олицетворение злости. Он держал в губах медный прут. Впоследствии, в непроницаемом будущем, и т. д. и т. д.
Но если при дневном свете это лицо имело свирепое выражение, вы бы посмотрели на него ночью, когда, выглядывая во мраке, оно имело вид фигуры, сидящей в засаде; когда свет от уличных фонарей падал на него и придавал какое-то зловещее выражение его чертам; когда оно, казалось, значительно подмигивало глазами на закутанную фигуру, которая при наступлении ночной темноты тихо пробежала по ступеням лестницы, шмыгнув в таинственный дом; когда дверь, отворяясь, показывала темный проход, в котором фигура, казалось, терялась, как бы сливаясь с таинственным мраком; когда в бурную ночь сильный ветер жестоко колыхал стукальщика, точно желая сорвать его и с торжеством унести с собою. Эта ночь была именно такая.
Ветер бушевал дико, немилосердно. Этот ветер начал свое существование легким деревенским ветерком, но странствуя по промышленным городам, развратился и достигнув большего города ринулся в круговорот жизни без удержа. На углах улиц бурный ветер предавался вакхическим кликам, срывал шляпы с обессиленных прохожих, и затем, исполнив свою обязанность, торопился далее, как все молодые кутилы – к морю.
Он сидел один в мрачной библиотеке, прислушиваясь к завываниям ветра в камине. Вокруг него в изобилии были разбросаны исторические книги и романы; в руках он держал только-что разрезанную книгу и лениво переворачивал листы, пока глаза его не остановились на портрете, повешенном на Главной стене. Когда ветер забушевал еще сильнее, а темнота на дворе стала еще непроницаемее, странная фигура, имеющая роковое сходство с портретом, появилась за его стулом, опираясь ему на плечо. Человек этот взглянул на портрет и вздохнул. Фигура также взглянула и тоже вздохнула.
– Опять здесь? – сказал человек, которому являлись видения.
– Опять здесь, – повторила фигура тихо.
– Новый рассказ?
– Новый.
– Старая история?
– Старая.
– Я вижу ребенка, – сказал человек, переводя глава со страниц книги на огонь камина, – самый ненатуральный ребенок, образец дитяти. Он преждевременно созрел и философ. Он умирает в бедности, под тихую музыку. Он умирает в роскоши, под тихую музыку. Перед смертью он пишет завещание; он повторяет молитву Господню, он целует свою няню. Этот ребенок…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
