помахав им рукой и выдав очередной смешок, Суньжи села в серый «мерседес» и уехала прочь. Крестная-фея вернулась в свое волшебное царство, оставив Айви наедине с суровой реальностью.
Новый район вызывал только отвращение: старики харкали прямо на тротуар, мальчишки мочились во дворах, везде стоял запах гниющего мяса, с каждого угла доносились крики и ругань; здесь совершенно обыденными считались кулачные бои, поножовщина и драки между женщинами, яростно пытающимися вырвать друг у друга клок волос на потеху собравшимся зевакам. Утром Айви просыпалась от шума, которым сопровождалось открытие местных магазинов, где продавали свежее мясо, фрукты и овощи, сушеные травы и орехи. Вся эта какофония продолжалась до позднего вечера, когда лавки наконец закрывались и люди расходились по домам, – но в это время работу начинали развлекательные киоски с пиратскими фильмами, хлопковыми пижамами, пластиковыми тапочками, дешевыми игрушечными фонариками. Таков был Китай Мэйфэн, ради побега из которого она заплатила собственной дочерью.
Старшей дочери тети Хун Иньинь оставалось примерно пара лет до третьего десятка. Она была помолвлена с мужчиной среднего возраста, владевшим автомастерской. Младшую дочь звали Ван Янь Цзю, но все называли ее Жожо. Она была старше Айви всего на девять месяцев, но ласково называла свою американскую родственницу «мэймэй»[4]. Жожо была невысокой и коренастой; она носила широкие спортивные шорты и узкие яркие футболки и коротко стригла волосы. Глаза у них с Айви были очень похожи, – с одинаковыми густыми ресницами. Жожо всегда говорила что думала и поэтому частенько попадала в передряги. Давным-давно Нань рассказывала о ее похождениях – как та провалила все экзамены, прогуливала уроки, была исключена из школы за драку с одноклассницей, курила, выпивала, а в девять лет даже набила на бицепсе бесплатную татуировку с изображением одного китайского актера. По словам Нань, Жожо никогда не слушала мать и постоянно получала от нее за дурной характер; такие истории обычно заканчивались фразой: «Бедная Жожо, трудно расти без отца». Это не ее вина, говорили все вокруг, девочке просто не хватило твердой отцовской руки.
Первые дни у Хун Айви вела себя тихо, почти не реагируя на еду и развлечения, которыми тетя с двоюродной сестрой пытались ее занять. Ее кожа стала тускнеть. Тетя Хун и Жожо целыми днями сидели за обеденным столом, накрытым полиэтиленовой скатертью с липкими масляными пятнами, смотрели телевизор, смеялись с набитым ртом и причмокивали. Айви отчаянно думала, как она вообще оказалась связана с этими людьми. По ночам она прижималась к стене, чтобы новая пижама, на которой еще сохранялся сладкий аромат торгового центра, не терлась о свернувшуюся рядом Жожо. Айви предстояло провести у тети Хун три недели, и она считала каждый день до возвращения домой. Совершенно переосмыслив свою жизнь после встречи с Суньжи, она предвкушала, как одноклассницы примутся оборачиваться на ее новую сумку с серебряными ручками и остроносые
Младшая сестра (
