ногой, но Йети не позволил ему этого сделать.
– Ладно, ладно, разговорился. Вставай.
Поддерживая пленника под мышки, Йети довел его до железных дверей в конце коридора, за которыми оказалась просторная комната со скромной обстановкой – старый стол от кухонного гарнитура и несколько стульев, на одном из которых сидел человек с покрытым кровью и синяками лицом. Некогда дорогой, а теперь грязный изорванный костюм лохмотьями свисал с его тощего тела. Бросалось в глаза отсутствие двух пальцев на правой руке. Светлов подумал было, что пальцы ему отрезали при пытке, но потом заметил, что их нет у человека уже давно. Услышав шаги, тот на несколько секунд поднял голову, пытаясь сфокусировать свой взгляд на пришедших, но скоро клюнул подбородком. Если он не падал на пол, то только потому, что был крепко привязан к спинке стула.
Нового пленника посадили в стоявшее в углу единственное кресло. Кресло было безвкусным и очень большим. Оно словно обволакивало сидящего или даже полулежащего в нем человека таким образом, что похитители могли не опасаться резких движений с его стороны. Кулак Йети десять раз вернул бы пленника на место, прежде чем тот успел принять вертикальное положение.
Несколько минут прошло в тишине, нарушаемой разве что сопением, которое издавал травмированный нос человека, сидевшего на стуле. Это дало возможность второму пленнику прийти в себя.
– Мы кого-то ждем?
Йети кивнул.
– Ждем. Главного. Ты же сам хотел с ним встретиться.
– А это кто? – Он кивнул в сторону связанного мужчины.
– Человек, тип, индивидуум. Называй как хочешь. Очень жадный индивидуум. Нехорошо. Сребролюбие – грех большой.
– Поэтому вы его, грешного, так отделали?
Йети снова кивнул.
– Да что ты с ним разговариваешь! – рассердился лысый и подошел к креслу, потрясая маленькими, но едва ли не каменными кулачками. – Сейчас я его успокою.
Йети, которому в этом спектакле, должно быть, отводилась роль доброго следователя, оттолкнул подельника ладонью. Вроде легонько, но лысый через мгновение оказался у противоположной стены.
– Остынь, сказал. Имей терпение.
Беззвучно открылись двери, и в комнате появился худощавый человек среднего возраста и роста, одетый в серый недорогой костюм. Под пиджаком у него была черная футболка. Соломенного цвета волосы доходили почти до плеч, а движения были плавные, даже грациозные, как у пантеры. На прямом носу сидели круглые очки с затененными стеклами. Среди нападавших этого человека точно не было.
Окинув оценивающим взглядом Светлова, человек повернулся к другому пленнику.
– Ну, и как он?
– Никак! – развел руками Йети. – Нет, говорит, у него денег.
– Нет так нет. Столько возни, и все коту под хвост, – вздохнул длинноволосый. – Придется отнести это к производственным издержкам.
Йети достал из кармана куртки ПМ[1]. После слов «Господи, прими
ПМ – девятимиллиметровый пистолет Макарова, являлся личным оружием в советских и постсоветских правоохранительных органах. (
