О том, что биологический спецназ российского Министерства обороны работает с самым страшным вирусом в истории человечества, знал только узкий круг руководителей страны да я, простой капитан, который оказался в этой лаборатории в силу цепочки странных и загадочных обстоятельств.
За окном стоял ничем не примечательный 1994 год. Уже отгремели в Москве выстрелы по Белому дому, но война в Чечне еще не началась. Саддам Хуссейн пока у власти, но санкции, которые приведут его на виселицу, уже введены. Уже ни для кого не секрет, что Ельцин пьет, а Клинтон – гуляет. Хотя в Барвихе рюмку с утра еще не запрещают, а роковое платье практикантки Белого дома даже и не куплено. Неинтересный был год, скучный. Пожалуй, только одно делало его примечательным. Смертельный вирус неизвестного происхождения за считаные недели в Африке выкосил несколько тысяч человек. Распространялся он подобно простуде от простого чиха. Умирал человек в страшных муках в течение двух недель. А медицина перед этим таинственным вирусом была бессильна. Подобно СПИДу он был безнадежно неизлечим.
И сегодня, спустя двадцать лет, вирус лихорадки Эбола считается одним из самых опасных в истории человечества.
А ведь мало кто знает, что спасительное лекарство от смертельного вируса существует. И создано это сенсационное лекарство именно в России. Еще двадцать лет назад.
Если бы не случайное стечение обстоятельств, никто об этом, наверное, так и не узнал. А дело было так. Однажды я оказался в кабинете начальника Войск радиационной, химической и биологической защиты Министерства обороны Российской Федерации генерал-полковника Петрова. Пили чай. В углу генеральского кабинета сам с собой разговаривал телевизор. Шли новости о том, что в Африке никак не могут справиться с вирусом лихорадки Эбола. Что вакцины не существует, что мировая медицина бессильна. В общем, все плохо… И тут Станислав Вениаминович как-то буднично мне и говорит:
– А ты знаешь, наши мо€лодцы только что изобрели препарат против лихорадки Эбола…
– Не может быть! – вырвалось у меня.
– Может! – ответил генерал-полковник. – Уже и клинические испытания на обезьянах провели. Так что есть у нас, чем ответить на вирус лихорадки Эбола!
Меня прошиб пот. Я понимал – сейчас мне в руки просто так идет самая настоящая мировая сенсация.
Тогда почти шепотом, чтобы не спугнуть внезапно привалившее счастье, я тихонько ему и говорю:
– Станислав Вениаминович! Это величайшее открытие в истории человечества! Об этом должен немедленно узнать весь мир!
– Да ты что, какой там «мир», – устало отмахнулся генерал-полковник. – У нас даже в ГРУ об этом не знают. Препарат совершенно секретный.
– Не понимаю, – честно признался я. – Ваши люди изобрели препарат, который, возможно, спасет человечество от неизлечимой болезни. Это величайшее открытие. А вы собираетесь молчать. Почему?
– Препарат против вируса лихорадки Эбола мы разработали не для того, чтобы хвастаться, – мягко ответил мне генерал-полковник, – а на случай биологической войны против нашей страны. Ты думаешь, чего американцы развели такую бодягу вокруг этого Эбола? Это для гражданских медиков он неизлечимый вирус. А для военных – отличная находка. Идеальный компонент для создания нового вида биологического оружия. Зарядил снаряд этим вирусом – и, считай, война окончена. Вот на этот случай мы и разработали этот препарат, – сказал генерал-полковник и выключил телевизор с новостями из Африки. – Ясно?
«Ясно, – подумал я. – Мировая сенсация отменяется. Обидно». И тогда я решился на отчаянный шаг.
– Извините, товарищ генерал-полковник, – пошел я в атаку, – но ваше открытие, по-моему, не стоит и выеденного яйца!
– Не понял? – от неожиданности генерал вроде как даже растерялся. – Почему не стоит?
– Да потому, – ответил я, – что через месяц о вашем сверхсекретном препарате узнают в ЦРУ. Через два месяца они получат образец вашего препарата. Поставят на уши всю резидентуру в России, разобьются в доску, но получат. Через три – они сделают точно такую же. А на следующий день агентство Рейтер расскажет о мировой сенсации. О том, как американские ученые не ели, не пили – вакцину против вируса лихорадки Эбола придумывали. В результате вы останетесь с препаратом, который никому будет не интересен. Американцы окажутся спасителями мира. Мой друг из агентства Рейтер – Пол Симпсон – получит премию за журналистскую удачу. А я останусь с носом. Обидно, товарищ генерал-полковник…
Я ждал бури. Но генерал молчал. Молчал, а потом внезапно спросил:
– Что ты предлагаешь?
И тут я понял, что мой расчет оказался правильным.
– Предлагаю, – срывающимся от волнения голосом начал я, – немедленно допустить меня на объект, где работают с вакциной вируса лихорадки Эбола, и разрешить мне сделать об этом репортаж
