самой минуты, когда эти испытания начнут ворохом сыпаться на него. Когда двое моих подчиненных подхватили его под мышки и подсобили взобраться в СБ, его буквально перекосило. Так и сидел весь полет с перекошенным личиком. Время от времени поглядывал на нас, пытаясь, по-видимому, опознать наши мысли. Если ему это удалось, то ничего, кроме восхищения могучим советским скоростным бомбардировщиком – «неплохо потрудились на пролетариат буржуазные спецы», – обсуждения волнующей темы «самолет – лучший оратор летчика» и одобрения смычки рабочего класса с колхозным крестьянством, ему не досталось. Нам было строго-настрого запрещено даже мысленно касаться служебных дел и причин, по которым этого странного человека везут в Москву. В столице мы сдали Мессинга спецуполномоченному из отдела охраны правительства, тот пригласил его в машину, и автомобиль, не медля ни минуты, покинул Центральный аэродром.
Кое-какие фактики подсказали, что его повезли прямо к хозяину на Ближнюю дачу.
Вторая встреча случилась уже в Москве, в кабинете Берии, куда меня вызвали прямо от Федотова, который ввел меня в курс дела.
– Небезызвестный вам Мессинг, появившись в Москве, сумел заинтересовать кое-кого из руководства страны. Он оказался не так прост, каким казался издали. У него богатая биография, он встречался со многими людьми, в том числе и из верхушки нацистской партии, и согласился поделиться увиденным с компетентными органами. Твоя задача доставить его на конспиративную квартиру, и пусть он там напишет все, что знает о Гитлере и прочих высокопоставленных фашистах.
Я вошел в кабинет наркома, представился. Мы с Мессингом пожали друг другу руки, затем договорились, что я заеду за ним в гостиницу «Москва» не ранее половины десятого утра, после чего вышел из кабинета.
Вернувшись на рабочее место, я приступил к заданию, которое получил от старшего начальника. Тот приказал – ищи гаденыша!
Легко сказать – ищи!
Поближе познакомившись – пусть даже по документам – с этим любителем межпланетных полетов, у меня сложилось впечатление, что мы имеем дело с человеком без тени и потому практически невидимым. Он был насквозь прозрачен – никаких темных пятен! Материалы дела подсказывали – это был на редкость опасный субъект. Он настолько ловко маскировался под советского гражданина, что ни у кого из знавших его школьных друзей и студенческих товарищей не возникало сомнений в его незамутненной приверженности коммунистическому идеалу. Врагов у него не было, отрицательных моментов, например нездоровой тяги к женскому полу, к азартным играм или другим порокам, тоже. Он ничего не скрывал – ни происхождения, ни увлечения межпланетными перелетами, ни желания внести достойный вклад в строительство светлого будущего. К приспособленцам, присмиренцам, не говоря уже о скрытых недобитках из троцкистской оппозиции, относился резко отрицательно. В обращении был прост и дружелюбен. Все, кто знал Алекса, или Алексея Шееля, отмечали его редкие математические способности.
Попробуй отыщи такого!..
То
