бортами крейсера. Издали эти айсберги чем-то напоминали эскадру небольших заледенелых кораблей.
– А ведь продвигаются они к проливу, – заметил Ордаш. – Судя по всему, вблизи острова сильное подводное течение.
– Не настолько сильное, чтобы айсберг способен был преградить нам путь к Фактории. Не успеет.
– К острову мы, понятное дело, проскочим. Но боюсь, чтобы он не запрудил бухту у заставы. Если это произойдет, кораблю к нашему причалу не подойти.
– Перекрестись, старшина! – урезонил его Загревский. – Только не это, не доведи господь. Шлюпками много не перевезешь, да и пробьешься ли ими сквозь паковый лед?
И все трое уставились сначала на айсберг, выплывавший из-за базальтовой черноты островного мыса, затем – на напоминавшую крепостной замок заставу.
– Течение на запад идет, однако, – как всегда рассудительно подытожил Оркан Оленев. – Бот наш тоже на запад сносит, да. Значит, и льдина тоже пойдет на запад, на Архангельск пойдет.
– Хорошо бы и нам сейчас… на Архангельск, – мечтательно прищелкнул языком начальник заставы.
– Нам-то с вами зачем… на Архангельск? – пожал плечами ефрейтор, не обращая никакого внимания на уничижительный взгляд командира. – Нам здесь надо. Охранять надо, да.
Ордаш давно обратил внимание, что их тунгус никогда не ощущал потребности побывать на Материке, его никогда не влекло ни к поселкам, ни тем более – к городам. Тот мир полярной тундры, в котором ефрейтор обитал, всегда казался ему полноценным и самодостаточным; ни к какому иному он не стремился. И то, что сослуживцы порой воспринимали это безразличие к их поселенческому миру как безразличие юродивого, нисколько не интересовало тунгуса.
– Тебе, старшина, не кажется, что еще немного – и эту ледовую гору, и паковый лед нам придется расстреливать из корабельных орудий? – проворчал начальник заставы, чтобы как-то подавить в себе раздражение, которое тунгус способен был вызывать в нем, даже когда по-шамански предавался молчаливому самосозерцанию. – Если, конечно, таковые окажутся на судне, которое придет к нам в этом году.
– В прошлом году одна пушчонка на носу корабля все же стояла, – напомнил ефрейтор.
– Одна пушчонка при трех снарядах, – задумчиво покачивая головой, ухмыльнулся Загревский. – Должно же быть на корабле что-то такое, что успокаивало бы команду, уходящую в суровый океан.
Бот то вырывался на чистую воду, то вновь на какое-то время оказывался в плену у льдин. Во время одного из таких дрейфов глазастый Оленев вдруг начал медленно приподниматься и, что-то нечленораздельно промычав, указал рукой на пространство западнее острова.
– Что ты там увидел, Тунгуса? – насторожился Загревский.
– Это не кит. Не кит это, товарища командира, – взволнованно проговорил тот, едва удерживая равновесие на расшатывающемся боте.
– Что же тогда? – взялся за бинокль старший лейтенант.
– Присаживайся,
