этот разговор выглядит каким-то странным.
– Так вот, теперь будешь знать, что бывает и так, – не вняла его предостережениям будущий хирург. – Жизнь нужно познавать такой, какова она есть на самом деле. Если откровенно, то я признательна тебе. Убедилась, что хоть «с этим» у меня будет все в порядке. Так что спасибо тебе.
– Странно, с тобой даже об этом, о таком… – растерянно пробормотал Ордаш, – ну, о таком сокровенном и личностном, говорить очень просто.
– О чем это «о таком»? – неожиданно остановилась Рита на старинной улочке, на которой еще сохранился тротуар из дощатого настила. – Ах, об этом самом?! – рассмеялась она. – Слушай, а что здесь такого? Впрочем, я ведь забыла, что ты не медик. Все, с кем я была до сих пор… Для них это было настолько привычно.
– И кто же оказался первым?
– Ревновать-расстреливать не станешь?
– Чем больше узнаю о тебе, даже такого… тем сильнее влюбляюсь в тебя. – Он взял бы грех на душу, если бы поклялся, что заверение это было искренним. Но еще больший грех он бы взял, если б допустил, что откровения будущего хирурга стали причиной их ссоры, причиной душевного разочарования.
– И правильно делаешь. А первым мужчиной был профессор медицины. Кажется, я в него даже была влюблена. Свою докторскую он защищал как патологоанатом. Ему было уже под шестьдесят, причем более тридцати из них он проработал в городских моргах и в патологоанатомическом отделении мединститута. Ты можешь представить себе человека, который всю свою жизнь посвящает вскрытию трупов?!
– Еще труднее представить себе женщину, которой выпадает всю эту жизнь прожить рядом с ним.
– Согласна, мужик он сур-ровый, – с непонятной Вадиму легкомысленной улыбкой подтвердила она.
– И, как я понял, любвеобильный.
– Вот этого я бы не сказала. Когда ложилась с этим доктором у него на даче, на белых простынях, у меня было такое чувство, словно он и меня сейчас начнет вскрывать. Я ведь много раз присутствовала при том, как он вскрывал трупы женщин, и даже считалась его лучшей ученицей. Стоит ли удивляться, что я и ушла потом в отведенную мне комнату почти девственницей. Поздней ночью, завернутая в простыню! – она хохотала так раскатисто и так искренне, что смех этот передался Вадиму. Хотя теперь он уже чувствовал себя с этой женщиной в полуночном, совершенно пустынном и почти неосвященном пригороде как-то слишком уж неуютно. Как будто и его самого тоже только что завернули в простыню.
– Кстати, если я и в самом деле забеременею… – вдруг спросила она в самый разгар этого приступа, так что Вадим не сразу сообразил, что смех кончился и пошел вполне серьезный жизненный разговор. – Тебе хотелось бы, чтобы я родила?
Ордаш остановился, заставив тем самым остановиться и девушку, и внимательно, насколько это было возможно при слабом оконном освещении улицы, посмотрел ей в глаза. Рита интуитивно потянулась к нему с поцелуем, но впервые за время их встречи ответной реакции
