задумчиво отпила коньяку и с подозрением взглянула на Веденина:
– Признайтесь: все-таки вы намекнули Литкопфу на то, что я стала любовницей Канариса?
– Я бы не решился произнести такое по телефону, тем более что мне мало что известно о вашем пребывании в Берлине, а уж тем более – о связях с адмиралом Канарисом.
– Кто в таком случае мог решиться? Кому что-либо известно?
– Мог отец капитан-лейтенанта нефтяной магнат Карл Литкопф, у которого свои связи и свои информаторы как в Берлине, так и в Бухаресте и который, как мне известно, сопровождал вас перед вашим отлетом в столицу рейха и пытался…
– А вот об этом вам ничего неизвестно, – жестко пресекла баронесса разглагольствования Веденина.
– Как прикажете. Но позволю себе заметить, что вам не мешало бы женить на себе если не самого магната, то, по крайней мере, его сына. Независимо от исхода этой войны это обеспечило бы вам безбедное существование до конца ваших дней, а главное, полную финансовую независимость. И потом, учтите, очень скоро ни в Румынии, ни в рейхе вам оставаться нельзя будет.
– Почему нельзя?.. – поползли вверх брови Валерии.
– Потому что обе эти страны потерпят поражение. Россию в принципе победить невозможно. Если же в союзе с ней выступают США и Великобритания со всеми своими доминионами, то понятно, что страны «оси Берлин – Рим – Токио» попросту обречены.
На какое-то время баронесса застыла с рюмкой в руке.
– Признаюсь, что ничего подобного услышать от вас, германского офицера, не ожидала.
– А от сына истинно русского офицера?
– Но тогда возникает вопрос: как далеко вы готовы зайти в своем неистребимом русском патриотизме?
– Все зависит от обстоятельств. Точнее, оттого, когда и кем он будет востребован.
– Именно так, уклончиво, вы и должны были ответить. Самое разумное, что мы способны предпринять сейчас, – это позаботиться о поддержании связи друг с другом. Нет-нет, о замужестве тоже пора подумать, тут вы правы. Но это еще терпит, а я предпочитаю жить днем нынешним. Эту ночь вы намерены провести со мной?
Вопрос был задан таким спокойным и естественным тоном, что Веденин, который как раз в это время приложился к рюмке коньяка, чуть было не поперхнулся.
– Если вы позволите, баронесса… – настороженно ответил он, опасаясь некоей словесной ловушки.
– Честно признаюсь: вы не в моем вкусе, уж извините. Но ради скрепления нашего союза…
Это была одна из тех ночей, о которых, порой втайне даже от самой себя, стеснительно мечтает каждая женщина. Любовником Веденин оказался воистину неутомимым: он брал ее грубо, без каких-либо словесных изысков и физических нежностей, как можно брать самую падшую из женщин, прямо в пролетке или в закутке дворницкой; причем происходило это бесчисленное множество раз и во всех мыслимых позах.
«Воспитание
