На погоне между звездочками запутались два длинных волоса яркой блондинки, которые сразу же были замечены Кондаковым.
– Что ты мечешься, гусь недобитый?! – свирепо уставился на него командир группы, кивком головы отправляя хозяина квартиры проверить окрестности.
– Да бабенку тут одну… Шимбурная баба. Последнюю такую в Феодосии лапал.
– За такое «лапанье» тебе пулю в лоб пустить надо, понял, жених моченый?!
– Заткнись, – икнул пьяно Меринов. – Баба что надо! Если не сложится – денек-другой у нее перекантоваться можно. Когда на встречу?
– Сейчас.
Меринов дошел до кровати, упал на нее и несколько минут лежал, раскинув руки и мертво уставившись в потолок. Поглядывая на него, майор нервно прохаживался по комнате.
– Ну что, что?! – оглянулся на появившегося в дверях хозяина.
– Пока все тихо.
– Уверен?
– Все осмотрел. Похоже, что действительно за бабой таскался… – брякнул отставной поручик, считая, что Меринов спит.
– А вы что, решили, что в энкавэдэ побежал? Переночевал там, а потом сюда явился? Вы, фраера вонючие, за кого меня держите?
– За ублюдка, – раздраженно объяснил Кондаков.
– Хотя… все может быть, – неожиданно засомневался хозяин логова.
– И я так думаю, – согласился Кондаков.
– А ты, пидор деникинской закваски, заткнись! – пошел капитан на Лозового, и даже не заметил, как в руке у того блеснул нож. А метал ножи бывший поручик с мастерством циркача.
22
Присев на топчан, староста и парикмахер очумело глядели на Беркута-Борисова. Прежде всего они были поражены тем, что он свободно владеет немецким. Теперь каждый из них задавался вопросом: кто же этот пленный на самом деле? Действительно ли обычный заключенный или все же опытный агент гестапо, подсаженный сначала в общий лагерь, а затем и к ним в блок?
– Обер-лейтенант обещал подарить вам, Юзеф, целую неделю отсрочки, – объявил Беркут, все еще стоя у окна и осматривая сквозь густую решетку лагерный дворик между их бараком и глухой каменной стеной, увенчанной колючей проволокой.
– Мне? – жалобно как-то переспросил парикмахер. – Целую неделю? Но зачем?
– Что значит: «зачем»? – удивленно переспросил лейтенант. – Вам надоело жить?
– Не жить, а ждать смерти. И не надоело, а страшно. Еще целую неделю ждать гибели.
– Но зато жить. Вы сами этого хотели.
– Жить в ожидании смерти – вы называете «жить»? Я и так жду ее уже два года. По трем лагерям прогнали. Представляете: два года ожидания смерти?! Изо дня в день, – тихо, бесстрастно говорил Юзеф, совершенно не радуясь этому известию. – Когда так долго ждешь ее, она начинает казаться даже желанной. Думаешь: Господи Праведный, поскорее бы это наступило!
– И смерть начинает восприниматься как жестокое милосердие, – неожиданно
