орьковатый дымок отсыревших дров в печи, будут шашлыки и прошлогодняя картошка, которая в поджаренном виде не так уж плоха, будут прогулки по возрождающемуся к летней жизни лесу… Будут еще и другие удовольствия, о которых он вспоминал каждый раз при мимолетном взгляде на обтянутые синей джинсовой тканью тугие бедра подруги, и тем азартнее вскрикивал, и тем охотнее комментировал подробности пейзажа.
– Как только приедем, – деловито строила планы она, – сейчас же надо затопить печь и просушить матрасы…
– Я же знаю, – отозвался он, – какая ты у меня хозяйственная, Дуся.
Девушку романтичные родители наградили именем «Диана», которое она не любила за излишний блеск и выспренность. Не имя, а медаль: для повседневного ношения не подходит. То, что любимый преобразовал его в уютное «Дуся», доставляло ей удовольствие. А его звали просто Сережа, и для Дуси это было самое прекрасное и уникальное имя на свете.
– Смотри, смотри! – Сережа даже подпрыгнул.
Сельский пейзаж прервался глухой многокилометровой стеной, сложенной из серо-белых бетонных блоков. Казалось бы, ничего примечательного. Но что это была за стена! Не стена, а окно в фантастический мир. С нее скалились угрожающие морды, не то человеческие, не то звериные, на ней разворачивались битвы противоборствующих сил, означенных розовым и фиолетовым цветами, на ней трассировали пули и полыхали ало-желтыми астрами взрывы бомб. Что это? Анилиновые красители в баллончиках-пульверизаторах плюс немного ловкости для того, чтобы создать полотно, балансируя среди железнодорожных путей. Ну и конечно же немереные запасы фантазии и таланта.
– Это называется «граффити», – увлеченно пустился в объяснения более эрудированный Сережа. – Модное направление искусства. Раньше графферы – ну те, кто этим занимается, – портили городскую среду, теперь начинают преобразовывать ее с согласия властей. Вот стоит такой скучный забор или глухая стена, почему бы не сделать из нее что-нибудь красивое? Графферам даже специально задания дают. Вот недавно я в газете прочел, один директор завода созывает графферов, которые сумели бы расписать заводские цеха композициями на тему ударного труда. В духе соцреализма, пусть даже с ироническим оттенком… Дусь, ты чего?
Девушка наморщила прямой носик. Губы, блестящие от инфантильно-розовой помады, оттопырились и припухли, словно их обладательницу обидели:
– Мне не нра-авится.
– Не нравится? Почему? Брось, ты же только что с таким восторгом глазела на эти красоты!
– Только что глазела, а теперь мне как-то не по себе. – Диана действительно, казалось, немного испугалась, но больше все-таки нагнетала в себе испуг, желая, чтобы любимый встревожился и окружил ее ласковой заботой. – Что-то жуткое было в этом… что-то зловещее…
– Ничего зловещего, Дусенька, – постарался успокоить ее Сережа. – Просто у тебя колебания настроения. Перетрудилась ты в офисе. Ничего, тебя ждут четыре дня на свежем воздухе, и все пройдет… Я же знаю, какая ты у меня трудолюбивая, Дуся!
В виде компенсации за испытанное беспокойство Сережа, подавшись вперед, попытался поцеловать любимую, но поезд тряхнуло, и он, промахнувшись, вместо губ чмокнул ее в нос. Оба расхохотались. В конце концов, весна уже вступила в свои права, а по сравнению с любовью все житейские мелочи не имеют значения.
Электричка давно умчалась в направлении Александрова. Разукрашенная стена оставалась неколебимо стоять, удивляя своим экзотическим обликом среди блеклого русского пейзажа.
Глава 1
Палыч борется с галлюцинациями
Должно быть, не один пассажир, рассеянно скользящий в поезде по открытому участку Арбатско-Покровской линии, обращал внимание на серую кирпичную башню с двумя циферблатами часов, на каждом из которых, как правило, обозначается разное время. Если прижаться носом к стеклу, нетрудно обнаружить также, что у подножия башни с часами протянулось длинное, похожее на ангар здание с полупрозрачным куполом и расчерченными в клетку арками над каждым входом. Входы в ангар примечательны тем, что сюда ведут рельсы, обычно запруженные составами, а то и отдельными вагонами. Больше любопытствующий пассажир увидеть ничего не успеет: остаток картинки проглотит грохочущая чернота очередного тоннеля, проложенного под землей. Однако если этот интересующийся пассажир спросит кого-либо, понимающего в транспортных делах, ему ответят: ангар, куда стекаются составы, – не что иное, как депо «Измайлово». Здесь поезда моют, приводят в порядок, здесь они терпеливо отстаивают часы в ожидании нового этапа нелегкой службы – работы на износ… А чтобы они подольше прослужили, их ремонтируют.
Одного из сотрудников депо, собаку съевшего на ремонте подвижного состава, звали Павлом Павловичем Безносиковым. Впрочем, полные свои имя-фамилию он вспоминал только в день зарплаты, видя их напечатанными в ведомости, – и тщательно, неуверенно расписывался, словно не узнавал самого
