вполне возможно.
Самый тяжёлый ущерб взрыв двигателя и разрывных снарядов причинил системам управления в левом крыле. Были перебиты тросы, тяги, гидравлические магистрали, электрические кабели. Крыло оказалось парализованным. Словно самолёт поразил молниеносный инсульт в наихудшей форме. При этом управляющие элементы – элероны, закрылки – пришли в такое положение, что не только не помогали удержаться на лету, а наоборот, всячески провоцировали машину совершить кувырок влево, который закончился бы стремительным пике без малейшего шанса вывернуться. Бортовой компьютер сходил с ума, стараясь компенсировать эту угрозу всеми прочими работоспособными плоскостями. И выполнить при этом главную задачу – вниз на шесть тысяч метров, туда, где проблема разгерметизации не будет больше важна. После этого можно будет решать остальные проблемы.
Майор Хоменко никак не мог решить, что сказать в эфир. В его ушах до сих пор звучал срывающийся на крик голос лейтенанта Михалкова:
– Я сбил, его, сбил! Боже, я не хотел! Я… я не виноват!
Все в командном центре полка затаили дыхание и выжидающе смотрели на него. Майору не было нужды оборачиваться, он кожей чувствовал впившиеся взгляды.
«Ну, что ты сейчас скажешь?»
Хоменко с трудом удержался, чтобы не облизнуть сухим языком такие же пересохшие губы. Ненужным движением поправил на голове наушники. Зачем-то взялся за микрофон гарнитуры. Неважно. Ему нужно за что-то держаться.
– «Тридцать седьмой», это «Петрозаводск», – голос ровный, отрешённый. Обращение строго по позывным. Так, чтобы эмоции ушли в сторону, чтобы начали работать рефлексы. Они не подведут. – Повторяю. Это «Петрозаводск». Доложи ситуацию.
– Я… я…
– «Тридцать седьмой», это «Петрозаводск», плохо тебя слышу. Подтверди, что слышишь меня.
– «Петрозаводск», это… Это «тридцать седьмой». Вас слышу…
Отлично! Раз проклюнулся «тридцать седьмой», значит, есть с кем разговаривать.
– «Тридцать седьмой», это «Петрозаводск», доложи ситуацию.
– Я… я сбил его, сбил! Я… я не…
– Понял тебя, «тридцать седьмой», понял. Доложи, что сейчас происходит. – Неважно, как именно так получилось. С этим они будут разбираться потом. Сейчас важно выяснить максимально полную картину и понять, что делать дальше. – Что с нарушителем?
– Нарушитель… нарушитель падает.
– Как падает? Это отвесное пикирование? Штопор? Беспорядочное падение? – давай, давай, лейтенант, очухивайся, доставай голову из задницы! – «Тридцать седьмой», можешь описать характер падения?
– Н-нет, я бы не сказал, что это падение. Нарушитель снижается по крутой траектории с креном влево и поворотом по дуге. Если это и штопор, то очень широкий штопор.
Ага! Вот и способность
