системно шевелится и пульсирует.
Красиво, особенно ночью.
…Человек скручен внутри яйца. Он маленький и слабый. Горе ему, покинутому и не обласканному божественным огнём. Как самому окрепнуть настолько, чтобы одолеть упругую, кожистую оболочку, твёрдую скорлупу и сверкающий панцирь сверху?
Он хочет наружу, но висит в жёлто-белой невесомости и никуда не падает.
Странно. Страшно.
Как его сознание свернулось беспомощным нечто в утробе чародейского творения? Не помнит человек. Безжалостная магия путает его мысли, пытается высосать последние силы из некогда могучего тела.
Что, так и томиться ему неизвестно сколько? Медленно умирать? Никто не согреет? Не освободит? Сколько прошло времени? От какого момента считать? Может быть, от потери им самого себя? Или от сотворения этого мира? Не знает человек. Он лишь неистово надеется на то, что колдовство, пленившее его, дрогнет, и начнётся возрождение…
Началось. Кто-то очнулся и заворочался в его голове. Память. Она показала, что он уже жил: испытывал наслаждение, усталость, боль; нередко печалился, как осенняя туча, и часто радовался, словно беспечный щенок…
Память поведала о том, что в его жилах течёт кровь не только человечья: там есть и кровь бога, неспокойная, несущая в себе пламя – не позволяющая окончательно раствориться в слабости и покорно сгинуть.
Память хочет ещё о многом ему рассказать. Надо только вырваться из цепких сетей забвения, сломать магическую препону…
…Человек встал. Выпрямился во весь рост.
– Где я!?
– Где ты? Где ты? Где ты?
Эхо? Странное эхо: искажает слова. Вокруг – насколько хватает глаз – степь.
– Откуда эхо в степи?
– А ты откуда в степи? А ты откуда в степи? А ты откуда здесь?
Человек потёр кончиками пальцев горячие виски, прислушался к ощущениям.
Память чуть не остановила его сердце, воскреснув в нём окончательно. Решительно и бесцеремонно вылила на него всё: горные луга, покрытые густой травой и яркими цветами; исполненные важности вершины, красующиеся в снежно-ледяных шапках; его сородичей дарсов – самых бесстрашных и самых умелых воинов в подлунном мире; его братьев-драконов, на чьих спинах он летал и любовался сказочными видами…
Человек вспомнил всё.
А самое главное – вспомнил своё имя. Имя, которое он впервые услышал от родителей. Без него человек – и не человек вроде…
Лестер.
Он покатал его на языке, точно сладкий шарик. Оно медленно растворилось, впиталось в него, вошло в его кровь. С ним и он вошёл в себя. Стал собой.
Лестер.
************** 1 *************
День только вступил в свои права, а мальчик уже возвратился. Скинув с плеч котомку, он достал из неё буханку хлеба, два отреза ветчины и две бутылки свежего молока. Пленника следовало кормить сытно, таков приказ хана – попробуй, ослушайся!..
Пленник производил необычайное впечатление. Его волосы, в отличие от напоминающих солому волос кумчаков, были чернее воронова крыла, и глаза темнели, точно два бездонных колодца. А кожа, кожа!.. Сначала юный степняк помыслил, что перед ним сын солнца: кожа отливала золотом, словно чужеземец был сделан из оного драгоценного металла. Но потом мальчик привык. Ему подумалось: «Позволил бы отец-даритель тепла, который всё видит, держать своё чадо в неволе?! Вряд ли».
Удивительного человека привезли неделю назад, ночью, на четырёхколёсной повозке, которая скрипучими протяжными стонами перебудила всю округу. Бросили в железную клетку, заворожённую старой колдуньей от побега; выставили стражу, на взгляд мальчишки, непомерную – ажно пять могучих воинов. Хорошо хоть их не надо обеспечивать питанием: они заботятся о себе сами. И до воды рукой подать: поблизости чистый холодный ключ.
И вот уже семь суток подряд мальчик бегал в небольшое стойбище, находящееся в сорока полётах стрелы, и носил оттуда еду для себя и для пленника.
Сегодня пленник казался вполне здоровым: встретил его осмысленным взглядом, твёрдо держась на ногах. А ведь совсем недавно передвигался на четвереньках и непонимающе озирался по сторонам. А ещё ранее – безвольно лежал на боку, уставившись неизвестно куда.
– Чудеса, – поцокал языком мальчик.
Чужак взял просунутую между прутьев пищу, уселся и принялся жадно её поглощать, изредка улыбаясь своему кормильцу, который тоже завтракал, пристроившись на толстом бревне в нескольких шагах от клетки.
Наконец пленник закончил трапезу и вытянул мускулистые ноги.
– Благодарю тебя, достойный
