рявкнула она по дороге.
Двенадцатилетнее чудовище не откликалось.
Влетев в Ленины апартаменты, Катя обнаружила её кровать пустой и заправленной.
«Так-так-так, – Катя растирала виски пальцами, чувствуя, как липкая тревога переползает из груди в горло, – она, наверное у, как их? Семеновых. У Светки своей заночевала».
Эта мысль успокоила Катю. Не то чтобы совсем, но достаточно для того, чтобы встать под душ, смыть потерявшую свежесть косметику, а после нырнуть под одеяло и мгновенно задрыхнуть без задних ног. Поиском Ленки она займётся, когда проснётся. Хотя, вряд ли это понадобится: Ленка к тому времени, и сама вернётся. Катя в этом почти что не сомневалась.
Ссора произошла накануне вечером. Вечером пятницы. Чем должен заниматься в это время молодой и свободный работающий человек? (Да даже немолодой и несвободный работающий человек. Да даже, как Катя, пока не работающий человек?) Вопрос риторический. Но сестрица была не согласна.
– Катя, не ходи ты сегодня в свой «Веник», – ныла Ленка страдальческим голосочком.
– «Совок», – поправила её Катя.
– Мне страшно, – гундосила Ленка.
– Тебе двенадцать лет уже. Здоровая дылда. Постыдилась бы! – урезонивала сестру Катя. – Что с тобой за ночь случится? Ты ж дома у себя, а не в криминальном районе Мехико.
– Дядька страшный в дверь сегодня звонил, я же тебе говорила, – Ленка округлила глазёнки. – Чёрный весь. С бородищей такой. – Расставив руки почти что на ширину плеч она показала, какая у него была бородища.
– Ты, дорогая моя, мозги-то мне не парь, – Катя смерила сестру язвительно-насмешливым взглядом. – Не было никакого дядьки.
– Быыыл! – не унималась Ленка.
– Хватит уже! – Катя нервно натягивала на пятку бретельку от туфельки.
– Если уйдёшь, я папе с мамой позвоню, и скажу, что ты меня на ночь одну оставила, когда дядька страшный к нам в дверь ломился, – с вызовом заявила сестра.
В ход пошла тяжёлая артиллерия.
– Ах ты, дрянь! – Катя закипала. – Папа с инфарктом в реанимации лежит, а ты ему, значит, наябедничаешь?
– Если уйдёшь, я всё ему расскажу, – повторила Лена с напором. – И если папе стане хуже, то это из-за тебя будет.
Кате стоило титанического усилия, чтобы не залепить сейчас по этой манипулирующей, наглой, залитой истеричными слёзками рожице. Но она, сняв с вешалки сумочку, лишь бросила холодно: «Мне плевать». И направилась к двери.
Она не успела коснуться ручки, как перед ней, проявив проворство оборзевшой молнии появилась Ленка, преграждая путь.
– Тогда я тоже уйду.
В её чёрных глазёнках больше не было мокрой жалости. Они, как два репья, кололи ненавистью.
– Уйду, и буду ходить всю ночь, пока меня не убьют.
– Ну-ка дай, – Катя рукою отстранила её от дверной ручки. Распахнула дверь настежь. – Выметайся!
Ленка не мешкая выскочила в проём, стремглав понеслась по лестнице
