менты все-таки осуществляют попытку остановить «Т-90»; оказывается, к ним тоже какой-то генерал прибыл с проверкой и со свитой, и необходимо, стало быть, показать ретивость в службе. Костя, чтобы никого не раздавить, подает команду остановиться; танк даже несколько занесло при торможении, отчего толпа бдительных проверяющих резво отскочила в сторону.
– Чего надо? – спрашивает из люка Костя, услужливо так, с готовностью оказать любую посильную помощь, но в то же время с достоинством. – Случилось что?
– Я генерал Такой-то (то ли Капустин, то ли Фаршев). Вы кто такие, почему не знаю, что тут ездите?!
Командир экипажа в клубах поднявшейся пыли все же разглядел генеральские погоны, но эмблемы вроде не войсковые, эмвэдэвские:
– Очень вас прошу (вырезано цензурой), будьте так любезны (вырезано цензурой), извините, пожалуйста (вырезано цензурой), торопимся, генерал! – И покатил дальше.
Через некоторое время после получения благодарности от командования последовало торжественное срезание сержантских лычек перед строем – это хозяин магазина с тем генералом пожаловались руководству воинской части на солдатский беспредел и хамство.
С тех пор Костя подходил к любимому танку только темными холодными ночами, пока никто не видит, да и то – разогреть двигатель машины. Но тот факт, что телевидение успело показать лучший Костин экипаж и крепкое генеральское рукопожатие, грел материнское сердце дома и долгими промозглыми ночами душу Кости.
…Милое дело – спустился по вырезанным в земле и ладненько устеленным ивовыми прутиками ступенькам – и ты уже в сухости и тепле; приятно пахнет печным дымком, свежей заваркой. Вроде как даже и надежность ощущается: снаружи палатка мешками с камнями обложена. Его боевой товарищ, верный друг Рома Дилань, уже находится там. Солдат в палатке нет – редкое явление, никто не шумит; дневальный на улице никому не мешает, так что можно прекрасно выспаться в тишине.
Владик развесил под потолком влажную одежду, с которой тут же закапала вода. Разогрели чайник, нашли в цинке от патронов, заменяющем сковородку, остатки кой-какой солдатской жарехи, поставили на печку, вскрыли сухпай с литрой, расставили на столе посуду, нарезали хлеб, смахнули крошки и мусор в буржуйку. Все эти манипуляции делаются быстро, без излишней суеты, движения четкие, наработанные. Сели.
– Хмурые и вялые…
– Мы сидим усталые…
– Чтобы душу возродить, нужно рюмочку налить!
– Наливай!
– Ну, как говорится, – Рома поднял кружку, – за «спокойной ночи»!
Владислав стукнул по ней своей, согласился:
– Ага, «за пгиятных сновидений»!
Приступили к незамысловатой трапезе и умной беседе. С хорошим преданным и проверенным другом во время завтрака можно и подурачиться:
– Гом, я вот все думаю, покоя себе не нахожу:
