отив.
Его темные спутанные волосы наверняка заблестят, если их хорошенько промыть от крови и пыли, на широких плечах остались рубцы от кнута, но под одеждой их никто не увидит, руки красивые – с длинными сильными пальцами. Шею мужчины обхватывал широкий железный ошейник, приковывающий его к столбу, руки тоже были замкнуты за спиной.
– Ты понимаешь, что я тебе говорю? – членораздельно переспросила я.
Раб окинул меня неспешным ленивым взглядом с ног до головы и, глядя прямо мне в глаза, ответил такой отборной бранью, что кончики моих ушей загорелись. Говорил он, впрочем, по-нашему, с цветистыми оборотами, свидетельствующими о хорошем владении языком, и почти без акцента. Суть же его пылкой речи сводилась к тому, что он сделал бы со мной, в каких позах и сколько раз – много.
– Об этом можешь и не мечтать, – отрезала я. – Но я могу тебя купить, покормить и даже вымыть. Или ты не хочешь расстаться с цепями?
Раб облизнул пересохшие губы, и, несмотря на тяжелые цепи и скованные за спиной руки, легко и гибко поднялся, оказавшись на голову выше меня.
– Госпожа, – подскочил ко мне низенький смуглый надсмотрщик. – Давайте я покажу вам другого. Вон тот, посмотрите, очень спокойный домашний раб, обучен читать и писать и даже может вести бухгалтерию.
Я мельком взглянула на толстячка с потной лысиной. Нет, этот не подойдет.
– Или, быть может, вам нужна хозяйственная рабыня, трудолюбивая женщина…
– А с этим что не так? – спросила я. – Покажи зубы, раб.
Он осклабился, и я едва сдержалась, чтобы не поежиться под палящим солнцем. Зубы у раба были великолепные: белые и ровные, с удлиненными клыками.
– Перекидыш, – мрачно сказал надсмотрщик то, что я и так уже поняла. – Попал в плен в последней стычке.
– Мне захватили обманом, – подал голос мужчина, и надсмотрщик ткнул его палкой под ребро.
Раб даже не поморщился, только темные глаза стали совсем черными, как бездонные бездны. А мне подумалось, что если бы не цепи, то надсмотрщик мигом не досчитался руки, а то и головы.
– Сколько? – спросила я.
– А если госпожа желает плотских утех, – понизил голос надсмотрщик, – то буквально завтра поступит новая партия рабов из Этреи, знаменитых своими мужскими статями.
Раб выразительно усмехнулся, а я закатила глаза.
– Но если он вам так уж приглянулся, то я отдам вам его всего за тысячу драх.
– Почему так дорого? – возмутилась я. – Он же никчемный раб, ни к чему не годный.
– Вообще-то я приберег его для распорядителя игр, – признался надсмотрщик. – Такой раб может продержаться до самого финала. Дерется как дьявол. Я бы стряс за него и полторы, но ваша красота, госпожа, воистину украсила этот день, так что я готов уступить…
Сдвинув засов, я толкнула калитку и подошла к рабу вплотную. Обошла по кругу, разглядывая бугрящиеся под смуглой кожей мышцы, жесткие черты лица, татуировку на правом плече. Приглядевшись, поняла, что это вовсе не рисунок, и осторожно коснулась жестких чешуек.
– Почему ты не оборачиваешься? – спросила я.
– Наши доблестные маги убили его дракона, – охотно пояснил надсмотрщик. – Но он и без него очень опасен, госпожа.
– Дай слово, что не попытаешься меня убить, – потребовала я.
Раб покосился на меня темными глазами и промолчал.
– Что ж, ценю честность, – протянула я. – Хорошо, я его забираю.
Мешочек с монетами перекочевал в потную ладонь надсмотрщика, и он, хмурясь, глянул на мои носилки, где ожидали четверо рослых рабов.
– Он не сбежит и не причинит вреда, – поняла я его безмолвный вопрос.
Вынув из кармана браслет, защелкнула на широком запястье раба. Магическое плетение надежное, сама делала.
– Что тебе от меня надо, женщина? – прошипел он.
– Амедея, – представилась я. – А твое имя?
Он долго молчал, и я думала, что уже и не ответит. Но, видимо, ему самому хотелось произнести свое имя вслух. Почувствовать, что он еще тут, что он есть.
– Геррах.
– Следуй за мной, Геррах, – приказала я. – И не думай, что тебе удастся сбежать.
Прикоснувшись к железному ошейнику на его шее, я шикнула и отдернула руки.
– Это же пытка! – воскликнула я. – Металл раскаленный!
– Драконорожденные не боятся ни жара, ни огня, госпожа, – успокоил меня надсмотрщик.
Сам он предпочитал держаться от опасного
