огда-то прикрепил к связке ключей на удачу, даёт ложное чувство надежды.
Ты не дышишь, а, скорее, протяжно вбираешь в себя кислород звуком «А-А-А».
Стюардесса дрожащим голосом просит в микрофон сохранять спокойствие.
Не выходит. Крики женщин и детей, сливаясь с низким воем мужчин, как единая композиция, играют песню под названием смерть.
Зубы плотно сжаты, ремень впивается в бёдра, а глаза иногда открываются и видят тот кошмар, который творится в кабине самолёта.
Стадия 2: Принятие
Нет, жизнь не проносится перед тобой.
Подписанную тёмным фломастером кассету «Костя, 27 лет» так никто и не вставил в видеомагнитофон. Это, скорее, похоже на просмотр фильма в кинотеатре. Ты моргаешь и надеешься, что фильм закончится, но реальность продолжает стремительно двигаться к логическому завершению.
Три безжизненных тела летают по салону, ударяясь то об обшивку потолка, то об кресла других пассажиров.
Ты сжимаешь со всей силы веки и хочешь… Нет, молишься о том, чтобы потерять сознание, но, как назло, не выходит, и ты вынужден наблюдать, что творится вокруг.
Может это и есть ад – с широко открытыми глазами смотреть и ждать, когда самолёт, наконец, рухнет?
Словно кто-то шепчет тебе в самое ухо, заглушая крик пассажиров: «Смотри, смотри, смотри…»
И ты смотришь, потому что уже не в силах закрыть глаза.
Смерть приходит очень быстро. Самолёт, упав на землю, моментально вспыхивает, и от носа к хвосту по салону, как лавина, проносятся густые языки пламени, сметающие всё на своём пути.
Я сижу в самом конце салона и ощущаю невыносимый жар, приближающийся в мою сторону. Запах человеческой плоти и пластика выедает ноздри и, добравшись до меня, как последний влажный поцелуй, прекращает мучения.
И вместо того, чтобы оказаться на небесах, я снова и снова оказываюсь в этом проклятом самолёте, обречённый на неминуемую смерть.
Но что-то я забегаю вперёд. Давай начнём вот с чего…
Глава 1
Я понюхал открытый 5 дней назад пакет молока и, убедившись, что оно не скисло, не глядя залил тарелку с мюсли.
Пепельница на кухонном столе была нашпигована окурками, как прыщами подросток во время пубертата.
Едкий дым от тлеющей сигареты, зажатой между пальцами, поднимался вверх, выедая глаза.
Впрочем, меня всё устраивало. Из раза в раз каждый следующий день повторял предыдущий.
Каждое утро я с ненавистью смотрел на мюсли и изредка очищал пепельницу, но только наполовину, так мне было спокойнее.
Хотя, пожалуй, иногда вместо мюсли я закидывал в себя колечки. Да, те самые долбаные колечки из рекламных роликов, которые обещают заряд бодрости и энергии на целый день.
Сажусь, надо бы подложить что-нибудь под ножку стола.
Опустив ложку в сладковатую жижу, я набрал со дна мюсли и стал жевать с отсутствующим видом, глядя на тюль, обдуваемый сквозняком.
Пр-р-р… Пр-р-р…
По кухонному гарнитуру, словно в конвульсиях, запрыгал телефон.
Пр-р-р… Пр-р-р…
Нехотя вставая и на ходу дожёвывая свой завтрак, я взял телефон.
На фото в кружочке Санёк. Кажется, единственный в мире человек, который умел так высоко поднимать правую бровь.
– Алё.
– Костян, ты едешь?
Я бросил взгляд на часы. 10-10!
– Конечно. – ответил я, с досадой обнаружив, что, пока вставал, качнул стол, и из тарелки вылилось немного молока.
– Вылет через полтора часа, и твоё «конечно» не внушает уверенности. Ты где едешь? – я убрал телефон от уха и включил воду, чтобы намочить тряпку.
– Речной мост проезжаю. – вытирая молочное пятно, я начал понимать…
– Ну всё, тогда у выхода на посадку встретимся. Ты кофе мне только захвати, лады?
– Лады. – ответил я и сбросил вызов.
Аппетит пропал моментально. Перед глазами всплыло воспоминание, где мой руководитель, тыча в меня пальцем, высоким голосом говорит: «Завалишь сделку – ты уволен, понял?»
И я киваю головой. А что еще ему ответить? «Нет, не понял, поясни»?!
Закидываю тарелку в мойку и, залив водой, как ужаленный мчусь в спальню.
Открываю шкаф… Дорожу ли я работой?
Хватаю
