уравьём, спешащим куда-то по своим делам, буркнул парень. – Люба ты мне, Аннушка! Да и я небезразличен тебе…
– Да ты посмотри на себя! – высокомерно осадила девушка, но что-то плеснулось в глазах, то ли грусть мелькнула на миг, то ли глухое отчаяние с тоской пополам, парень не увидел. Он не смотрел на неё, куда угодно, но на неё смотреть не было сил, слишком больно, не выносимо. А девчонка мотнула головой, отгоняя ненужные эмоции, сжала кулаки, да так, что коротко остриженные ногти впились в ладони. – Пень кривой! Да надо мной вся деревня потешаться будет, ежели мы вместе на людях покажемся, а ты – замуж… Уходи! Сейчас же уходи! Не позорь меня…
– Что не так? – всё так же, не глядя на девушку, спросил он. Ну да, не красавец, и, наверное, ей – городской совсем не пара. Руки, лицо, тело – всё покрыто мелкими ожогами – следствие кузнечного дела, хромой от рождения, разве ж в том есть его вина? Ну деревенщина, говорить правильно не умеет, не чета ей. Но все недостатки искупает его любовь. Кто сможет любить сильнее? Люди говорят, руки у него золотые. Так и есть. Ни в чём Аннушка нужды знать не будет, он способен обеспечить ей достойную жизнь. Да что там достойную! Красивую, безбедную. Всё для неё! А ей… вовсе не надобно.
– Всё не так! – беспечно отмахнулась собеседница. Хлопнула длинными ресницами, одёрнула подол нарядного платья, разгладила его на коленях, поспешно спрятала за спину ладошки. Ей показалось, что руки дрожат. Не заметил бы…. – За мной в городе такие парни ухлёстывают, а ты… – окинула презрительным взглядом, фыркнула насмешливо. – Пень корявый, вот кто ты!
– Пошто обижаешь? Не обещалась ты мне, так и не сторонилась вроде. Что изменилось за год? Али кого получше нашла? – судорожно сжались пудовые кулаки парня. Нет, не тронет, сдерживает не удар – слова неосторожные, но девушка вздрогнула, быстро глянула на кузнеца: заметил ли её испуг и, уверившись, пошла в атаку.
– Ах так! Так да?! Учить меня вздумал?! А ну! Убирайся отсюда, дурачина! – она вскочила со скамейки, затопала, заверещала едва ли не на всю деревню, вмиг превратившись из красивой девушки в злобного, взъерошенного чертёнка. – Даже близко к околице не подходи!
Он, не ждавший столь бурной атаки, отшатнулся в испуге, шагнул назад, неловко ухватился за калитку. Хромая нога подвела, запнулся, едва не упав. Девица, заметив его неловкость, разразилась издевательским смехом, парень, подхватив костыль, торопливо, а оттого неуклюже заковылял прочь. Душила ярость. Рвалась наружу безудержно и неотвратимо. Скорее, скорей! Уйти, раствориться в густом лесу, дать волю эмоциям, поглотившим разум. Уйти… От чужих глаз, от неискреннего сочувствия, от пагубной любви, затмившей свет… От себя, поверившего невзначай в любовь…
Да что же за незадача с больной-то ногой, как ни старайся, быстрее не получается…
Вдалеке загрохотал гром, парень с удивлением поднял голову. Так и есть, надвигается гроза. Это хорошо. Все попрячутся по домам, ливень прогонит с улиц людей, и никто не увидит его позора. Никто не будет смотреть вслед и с сочувствием качать головой: вот ведь угораздило парня родиться калекой! Он редко выбирался со своей окраины, предпочитая обществу односельчан одиночество. Кузня, подворье, мостик над речкой Бунтаркой и огромный лес, знакомый до последней тропки – его излюбленные места, в деревне же парень чувствовал себя чужаком и без надобности не показывался на люди.
Погода портилась стремительно. Вот только-только ласкало вихрастую русоволосую макушку летнее солнце, и вдруг ветер налетел. Сильный, колючий. Растрепал волосы, надул пузырём свободного кроя рубаху. Парень спешил вперёд. Вот уже показалась за домами кромка леса, перемахнуть через мостик над речушкой и раствориться среди берёз… Перемахнуть… Об этом разве что только мечтать. Он всё детство завидовал ловким сверстникам, они мостик вмиг перелетали, для него – очередное препятствие.
И чем тяжелее становился путь, чем больше накапливалась усталость, тем сильнее разгоралась ненависть внутри…
…Он стоял на самом краю обрыва – преклонив колени, широко раскинув руки, подняв к небу глаза, а вокруг бушевала чудовищная гроза. Он не замечал, как секут его косые струи жуткого ливня, не чувствовал ветра, грозящего скинуть беспомощного человечка в объятья взбесившейся стремнины далеко внизу, страшнее той черноты, что завладела его разумом ничего и быть не могло.
– Да будь ты проклята! – в исступлении кричал парень, вкладывая в слова всю боль, что причинила ему своим презрением высокомерная девчонка. – Пусть проклят будет весь твой род! Сыновья твои пусть не имеют потомства, а дочерям не будет в жизни ни любви, ни счастья! Смерть! Смерть заберёт того, кто полюбит их! Ни одной из рода твоего не носить обручального кольца, ни одной не примерять подвенечного платья! Да будет так!
И, будто внимая его мольбе, прокатился по лесу тяжелый громовой раскат. Да будет так!
С оглушительным треском разверзлись небеса, мир развалился надвое, затопила лес ослепляющая
