ая крепость Прешбург выстроена и целый полк царёвых солдат квартировался.
Ну а, как известно, сам государь в том полку в чине унтер-офицера состоял, вот и решил он со своими солдатами, с коими службу тяжкую нёс, своё возвращение отпраздновать. Сделали всё как положено, столы накрыли, еды, яств всяких понаставили, напитков сладких и горьких принесли, сидят да пируют. Всё чинно и пристойно, но вот только посередь пира, глядь, а рыба-то и закончилась. Что делать, где ещё взять, как же так без неё, и закуска уже не закуска. Ну, тут царь со своего места поднимается и говорит.
– Эх, братцы,… что носы повесили,… что мы сами рыбки не наловим!? Вон на Яузе ялик стоит, а ну давай пошли со мной,… враз споймаем, а заодно и под парусом пройдёмся! Уж так мне этого хочется! – сказал Пётр и как отрезал. Взял с собой троих верных сотоварищей, Алексашку, Франца да Фёдорушку Головина и пошли они на реку. А всем остальным было велено пир продолжать да государя ждать.
Вот пришли они на мостки. А караульный, что за яликом следить был приставлен, отвязал его, снарядил, именитых гостей в него усадил, да за рыбкой отправил. Однако Петру не так рыбка нужна была, сколько ему под парусом пройтись хотелось. Давно он по родной речке Яузе не ходил, уж больно соскучился. Идут они, вверх по течению поднимаются, а кругом природа такая что залюбуешься. Воздух свежий, прозрачный, берёзки белые стоят аж светятся, а над водою ивы низко склонились, будто государя приветствуют. А уж рыбка-то здесь так и плещется, прям сама в лодку запрыгнуть норовит. Государь на корме стоит, вперёд смотрит, корабликом управляет, радуется, родным воздухом никак надышаться не может, и всё ему благодать.
– Ах, как же хорошо дома,… как привольно дышится,… и воевать-то более не хочется! Ну, ничего,… вот флот отстроим, Русь-матушку укрепим,… никто к нам не сунется,… средь всех первыми будем,… тогда и отдохнём! – воскликнул царь на такую-то красоту глядючи. Настроение у него приподнятое, восторженное. И тут на тебе, смотрит, что такое, навстречу его ялику из-за поворота, вниз по течению лодчонка утлая выворачивает, и прямо наперерез направляется. Да даже и не лодчонка это вовсе, а так, какое-то недоразумение, хотя и под парусом. Да ещё и несётся-то столь лихо, что волны по разные стороны пенными бурунами разлетаются.
– Это ещё что за дела!?… Откуда здесь сей кораблик взялся?… ведь не было тут никого! Кто таков?… Как посмел? Ах ты, шельмец!… Смотри куда прёшь! – кричит ему царь, а сам давай быстрей от него уклоняться. И вдруг тот утлый кораблик берёт да одним махом прям здесь же на ровном месте разворачивается, и от царёва ялика на всех парусах драпать ринулся. Ну, тут государь вообще в изумление впал.
– Смотри-ка, каким проворным оказался! Надо же, как крутанулся каналья,… да ещё, и сбежать норовит! Вот как кораблём править надо!… Берите пример! Это же надо, какой мастак, вот так хитрец!… А ну догнать шельмеца! – кричит царь, ругается, ялик свой выравнивает да в погоню за беглецом нацеливает. У государя-то судёнышко справное для таких манёвров привычное, и понятное дело он на следующей же излучине лодчонку ту утлую нагоняет, да и к берегу её прижимает. Но не тут-то было, лодчонка та, словно мылом мазанная из тисков государевых выскользнула, да вмиг в сторонку отплыла, и к берегу пристала. А из неё мальчуган малорослый выскочил да тут же в соседний лесок и юркнул. А царский-то ялик промахнулся да бортом в прибрежную насыпь уткнулся.
– Ах, ты пострелёныш! Ну, нет, не уйдёшь! А ну-ка за ним! – крикнул царь сотоварищам, а сам от такого ора чуть с ялика не свалился. Ну, друзья-то его разом за борт повыскакивали да за мальчуганом рванули. Пётр вроде успокоился, вздохнул, из ялика степенно вылез и пошёл на ту лодчонку, что так ловко его обошла посмотреть. Подходит к ней глядит, и понять ничего не может.
– Что за чудеса! Да как такое вообще на плаву держаться может,… да ещё и под парусом ходить! Ну, это же корыто поросячье,… только большое,… это как же надо быть учёным, чтобы простое корыто под кораблик приспособить! – усмехается царь, дивиться, да головой качает. А пока он лодчонку рассматривал сотоварищи его того огольца споймали да к нему привели. Ну а то, как же, три таких здоровенных облома да одного мальчонку малого не догонят, конечно, догнали. Держат его за руки, а сами хохочут.
– Чего смеётесь, верзилы? – спрашивает их царь, да на мальца смотрит, хмуриться.
– Да как же не смеяться, Мин Херц, когда он в лесу засаду нам устроил! Забежал в ельник спрятался там,… а как мы мимо него пробегать стали, так он к нам наперерез с палкой выскочил и давай ей, словно саблей, в нас тыкать,… да ещё и кричит, защищайтесь, мол,… меня просто так не возьмёшь! Насилу эту палку у него из рук выбили да скрутили вояку,… ох и упорен! – посмеиваясь, ответил Алексашка.
– Ага! Так вот он каков значит, пострелёныш наш! Ты это почто в моих людей палкой тыкал, а меня самого чуть своим корытом не потопил! Да ты хоть знаешь, кто я такой и как со мной обращаться должно!? А ну отвечай? – глядя, как смело на него смотрит мальчуган, напускно строго, но хитро улыбаясь в усы, прикрикнул насупившись Пётр.
– Ха,…
