ание. Поэтому, когда появилась Люси, с маленькой велосипедной мастерской, доставшейся в наследство от покойного мужа, он увидел в этом шанс. Он всегда умел при случае ухватить быка за рога и гордился этим.
И вот теперь он был женат, имел свой бизнес и крышу над головой. Но не успела жизнь наладиться, как появилось это чувство, похожее на одержимость, – невозможность думать ни о чем, кроме нее. Хотя в глубине души он подозревал, что этим кончится.
Это была не Люси.
Блондинка – не крашеная, как Люси, у которой уже сейчас то там, то здесь мелькали седые волосы, а самая настоящая, с волосами до талии которые переливались на солнце, как шаль из золотого шелка. Глаза сине-зеленые. В зависимости от того, насколько светло было снаружи, от цвета ее платья и окружающей обстановки, они казались то синими, как незабудки, то серо-зелеными, как лесное озеро. Ни у кого раньше он не наблюдал ничего подобного.
И еще ему нравились ее руки – такие изящные, с длинными, тонкими пальцами… Ноги – словно вырезанные из светлого драгоценного дерева кем-то, кто потратил на это уйму времени и сил. Ни малейшего намека на грубость или неуклюжесть. Она была сама грация, само совершенство.
При одной мысли о ней его бросало в пот. Увидев ее, он уже не мог оторвать от нее глаз, и Люси, наверное, это замечала. Когда она шла по улице, он старался встать возле дворовых ворот. Или испытывал на тротуаре недавно отремонтированный велосипед, чтобы иметь предлог находиться снаружи. Он любил ее движения, легкий, пружинящий шаг. Она шагала уверенно, никогда не семенила. Столько силы было во всем, что она делала… Бежала ли, говорила, смеялась – она излучала силу, энергию. И красоту. Такой избыток красоты и совершенства, что он почти не мог в это поверить.
Наверное, здесь была не только одержимость и ненасытность глаз, но и любовь, из которой произрастало все остальное. Любовь стала началом, почвой, на которой расцвела его страсть – не имевшая к Люси никакого отношения. Так или иначе, Люси была вынужденной мерой. Он все еще не мог от нее отказаться из-за угрозы социального коллапса. Жизнь иногда вынуждает нас терпеть неприятные вещи, и с этим ничего нельзя поделать. Он давно это понял.
И все равно бунтовал, снова и снова проваливаясь между вспышками бунта в черную безысходность. Потому что какие у него были шансы? Он не был привлекательным мужчиной и не строил на этот счет никаких иллюзий. Может, когда-то давно, но не теперь. С большим животом, которым был обязан пиву и жирной пище, с дряблым, одутловатым лицом. Ему было сорок восемь, и он мог выглядеть на десять лет старше, особенно если много выпивал на ночь – вредная привычка, отказаться от которой не получалось.
Ему следовало бы заняться спортом, есть больше овощей, пить воду или чай, но – боже мой! – после тридцати лет совсем другой жизни не так легко измениться. Он спрашивал себя, сможет ли этот эльф, сказочное существо тем не менее полюбить его. Несмотря на мешки под глазами, потливость и одышку при малейшей физической нагрузке. В конце концов, под неказистой внешней оболочкой кое-что было. Главное – дать ей возможность это разглядеть.
Он давно понял, что не сможет от нее отказаться. Несмотря на жену, ее ревность и весь риск, на который он шел – сорокавосьмилетний толстяк, с телом и душой, охваченными пламенем…
И вся проблема в том, что существо, фея, которой он одержим день и ночь, была намного его моложе.
И даже более того – ей исполнилось всего девять лет.
Часть I
Суббота, 31 октября 2009 года
Лайзе удалось незаметно покинуть зал, когда слово взял сын юбиляра. Ему пришлось долго стучать вилкой по бокалу, прежде чем сотня или около того гостей разгадали его намерение. Разговоры и смех, наполнявшие помещение несмолкаемым гулом, стихли, и все взоры обратились к нервозному мужчине, который в этот момент ни о чем как будто так не сожалел, как о своем решении произнести хвалебную речь на этот семидесятипятилетний отцовский день рождения.
Несколько мужчин не удержались от шуток, потому что выступающий то краснел, то бледнел, а потом так запутался, что начинал три раза, прежде чем более или менее освоился со своей ролью. Так или иначе, незадачливый оратор привлек всеобщее внимание.
Момент для бегства был как нельзя более подходящий. Вот уже четверть часа Лайза пробиралась к выходу, и теперь оставалось сделать последние два шага, чтобы оказаться снаружи. Прикрыв за собой тяжелую дверь, она прислонилась к стене и тяжело задышала. Как тихо здесь было… И как прохладно! В переполненном зале стояла невыносимая жара. Причем Лайзе казалось, что никто не страдал от этого так, как она.
Хотя, в общем и целом, вечеринка, можно сказать, удалась. Изысканные костюмы, украшения, парфюм, громкий, непринужденный смех – и сама она посреди всего этого, тем не менее будто отделенная от остальных невидимой стеной. Она машинально улыбалась, отвечала, когда ее спрашивали, кивала или качала головой,
