была бы она предельно проста, если бы всё это: близкое и далёкое, внутреннее и внешнее, чуждое и родное – самым неожиданным образом не переплеталось и не пребывало в постоянной борьбе.
Ровно посреди этого опасного великолепия находится человек, т. е. каждый из нас и, как ни парадоксально, при своём столь очевидно обозначенном положении озабочен поисками… своего места! И не только места, но и понимания – кто он такой, в чём его предназначение?
Бог, Вселенная и мы.
Грани света
Всё начиналось издали. С намёка.
Сперва – лишь слух о Боге – небыль, миф:
Всё было Бог – и чем трава намокла,
И чем терзал сухую падаль гриф.
Бог чудился и в идолах, и в страхах,
Казался и ужасен, и жесток,
В прах уходил и возникал из праха,
И средоточъем зла казался Бог.
В умах незрелых без конца дробился
На множество стихий, обрядов, тел:
Бог ручейка, бог солнечного диска,
Бог – землепашец, кормчий, винодел.
И лишь в накате миропониманья,
В одно собравшем тысячи причин,
Бог посетил разумное сознанье
Как Царь всего, над всеми Господин.
И властвовал не грубо, не предметно,
Но потаённым Духа естеством.
История и жизнь – все грани света –
На Нём сошлись и растворились в Нём.
И Он уже не прочил наказанье,
Грозя уничтожением всего,
Но о спасенье даровал познанъе,
На крест подвигнув Сына Своего.
И людям, как всегда: тугим – на ухо,
На сердце – гордым, на глаза – слепым,
Послал в поводыри Святого Духа,
Чтоб узкий путь Любви открылся им.
Природная грань
Золотая черепаха
Вот солнце – черепахой золотой
Вползло по склону невысокой горки
И высунуло голову из норки
На окрик Маяковского: «Постой!..»
Собрало капли на траве – росу,
Что лучезарно вспыхнула улыбкой,
Возможно, адресованной овсу,
Примятому грозой, возможно, рыбкам.
Личинки звёзд за облаком ища,
Передохнуло в ласковом зените,
И высветило в озере леща,
И, жмурясь, прошептало: «Извините…»
Вдоль журавлями вышитой канвы
На васильки сползло, на повилику,
И высушила юную улыбку
Так весело искрившейся травы.
Под сенью кипарисов и секвой
Пластунские блужданья прекратила
И вновь звалась не солнце, а Тортилла,
В болотце остужая панцирь свой.
Дети солнца
Не заворожен играми пространства
И в глупые мечты не погружён,
Слежу как день в ночную тень прокрался,
В измене уличив дебелых жён.
Слежу за переменами погоды,
За солнцем, преисполненном потуг
Увесить сад шедеврами природы,
Что повторят его горящий круг,
Его великий, огнеликий профиль,
Бордово-жёлтый в крапину устав,
Чтоб на червей сердито хмурить брови,
Своё потомство – в яблоке узнав.
Хотя, конечно, все тут – дети солнца,
И светом, словно соком налились,
Пока оно лучится и смеётся
На перекрестье сумасшедших линз.
Звёзды и ковыль
Чтоб мы, как пошлые фантомы,
Не жили наперекосяк,
Нас усмиряли фаэтоны
И квартирантки на сносях.
А споры за полночь, и ссоры,
И жаром пышущая грудь –
Считай, не хуже, чем рессоры,
Смягчать умели тряский путь.
И ветер мчался без дороги,
По небу колотя, что цепь,
И рослым жеребцам под ноги
Бросалась меркнущая степь.
Ночь упивалась гордым правом
Не знать ни мошек, ни стрекоз,
И звон копыт летел по травам,
Над падалью орлов и звёзд.
Бурлили
