свой товар или странные угощения: вязкие сладости в белесой пудре, слоеные медовые рулеты с толчеными орехами. Асин приходилось сидеть ровно, как в училище, и изо всех сил держаться, чтобы не потянуться за ними через весь стол. Лишь когда папины знакомые уходили, она набивала рот гостинцами и медленно сползала со стула. Ожидание стоило того.
Большие люди – некоторых Асин помнила по именам, – конечно же, удивлялись, как она выросла. Называли папиной гордостью, хотя ею считалась теплица, и пророчили каждый свое. Чаще всего говорили о загадочном красивом мужчине, который ей обязательно встретится. Никто не называл его имени, возраста или хотя бы места, откуда он должен появиться. Поэтому такие речи Асин слушала вполуха.
По какой-то странной причине гости не говорили о небе, не сплетали судьбу Асин с ним. Будто она перерастет его со временем, как туфельки или платье, которое носила в пять лет. Асин удивлялась, ведь небо было огромным и к нему тянулись многие. Оно объединяло и, даже серое, неспокойное, грозовое, почти не пугало. Но Асин не возражала, разве что немножечко обижалась, и продолжала, качая головой, как полевой цветок на ветру, принимать странные пожелания и поглядывать на угощение.
Асин теперь немного больше походила на мать – так считал папа. Не внешне, нет, но постоянным желанием видеть бесконечную синеву, дышать ею. Папа тревожился, подолгу держал ее руки в своих и растерянно смотрел на ее тонкие пальцы. Он не говорил ничего, но Асин понимала и так, поэтому старалась возвращаться из полетов быстрее и рассказывать о чем-то постороннем – например, о подвесках-солнцах или о мальчишках, гоняющихся друг за другом у церкви. Папа улыбался и благодарил глазами, а потом обещал, что скоро, в один из праздников, обязательно подарит ей какое-нибудь украшение. Возможно, даже привезет со Второго.
А пока Асин повсюду таскала с собой птичку, ту самую, подаренную папой в далеком детстве. Она давно сломалась – трещала, когда ее пытались завести, и недовольно дергала лапками. Поэтому ключ от нее, толстый и полый, Асин оставляла дома, на прикроватной тумбочке. Зато игрушка с изящными металлическими перьями звенела внутренностями в кармане юбки и напоминала о себе, ударяясь круглым боком о бедро. Иногда Асин с ней даже разговаривала, но тихо, чтобы никто не услышал. Папа предлагал заменить лопнувшие шестерни, но пока лишних деталей не было – все уходили в работу. Так и гуляли они вдвоем – Асин и сломанная птица. Пока однажды на пороге их дома не появился Вальдекриз.
Обычно он вылавливал Асин вне дома – а тут вдруг скрипнул калиткой, прошел по выложенной камнем дорожке и несколько раз ударил кулаком в дверь. Тут же взвились собаки – принялись драть глотки, припадать к деревянному полу, скалить клыки. Асин погладила своих защитников и скинула им пару хлебных корок со стола. Псы тут же потеряли интерес к гостю, вывалили
