кнутый Игорек снова огорошил ее, не выучив урока. Он нес полную околесицу. Девушка прильнула к решетке окна: во дворе белобрысый, рослый охранник – Никита, забавлялся с ротфейлером, отнимал у него большую кость, трепал за уши.
– Их бин, их бин, – лепетал мальчик.
– Ду, солнышко?
– Ду бин, ду бин…
Молоденький педагог звонко рассмеялась, посмотрела на часы. Время урока истекло, ей пора собираться домой, в студенческое общежитие.
– Тетя Ксения, побудьте еще со мной, пожалуйста, – попросил Игорек и слезы блеснули в его черных глазах.
– Что с тобой, малыш?
– Мне страшно.
– Почему? Где твоя мама?
– Я не знаю, – ответил мальчик, пожимая плечами, – папа ничего не говорит.
Дверь в комнату будто боднули.
– Ксения Олеговна, – вкрадчиво произнес Никита, глядя наглым, раздевающим взором, – Николай Данилович просит вас не торопиться, дождаться его, он сейчас подъедет.
– Хорошо, – кивнула девушка.
– Как настроение?
– Прекрасное.
На самом деле Ксении стало еще тревожнее на душе. Этот двухэтажный особняк из красного кирпича и железобетонный забор вокруг напоминали крепость. Она чувствовала себя здесь, будто в ловушке, заложницей.
– Пройдите в гостиную.
Охранник тронул девушку за локоть, она вздрогнула.
– Не бойся ничего, красавица.
– А я и не боюсь.
В гостиной царил полумрак и прохлада. Ксения присела, погрузилась в кресло. «Видели б меня девчонки из общаги – обзавидовались бы, – мелькнуло у нее». Она держала свою новую работу в тайне. А нашла ее случайно, наткнувшись однажды на объявление в рекламной газете: строительной организации требуется переводчица немецкого языка. Придя по указанному адресу, Ксения застала там с десяток изысканно одетых женщин и девушек. Первым ее желанием было развернуться и уйти обратно: явно шансов никаких. Остановил чей-то ехидный шепот: «Вот и еще одна заблудшая овечка, золушка». В общем, и она шагнула вслед за остальными в огромный кабинет, где за длинным столом на большом стуле-троне восседал насупленный, угрюмый человек.
– Меня зовут Николаем Даниловичем Маздовым. А вас? – спросил он настороженно.
– Ксения Олеговна Сосновская.
– Местная?
– Местная
– Так значит, вы и по-берлински ни бельмеса, со словарем? – неожиданно продолжил Маздов и рассмеялся.
– Почему? У меня красный диплом, я свободно владею всеми диалектами немецкого, – парировала девушка.
Тут Николай Данилович, будто ошпаренный кипятком, подскочил на месте и, гипнотизируя Ксению, забегал из угла в угол.
– Не может быть!
– У меня там детство прошло в Германии, мой папа служил под Берлином, – продолжала фантазировать конкурсантка.
Маздов хлопнул в ладоши:
– Замечательно! Браво, деточка!
– Я беру вас!
Так Ксения ступила на стезю частного преподавания, попала в желанную клетку. «Да это счастливый билет, дурочка. Детский дом, общежития останутся в прошлом. Надо опутать, окончательно приворожить Маздова. Точно, рассмотреть, найти в нем что-то человеческое, хищное видно невооруженным взглядом», – размышляла девушка в гостиной.
– Тетя Ксения, можно к вам?
– Зови меня просто Ксенией. Хорошо, малыш?
Мальчик смущенно кивнул. Он держал в руках альбом для рисования, ему очень хотелось похвалиться. На первой же странице в причудливых омутах-разводах акварельных красок она узнала себя.
– Ой, миленький, да ты художник. У тебя есть дар.
– Дар? Что это?
– Ну как тебе сказать? Дается кем-то свыше. Я бы, например, при всем желании, хоть расшибись, так не смогла, а ты вот запросто.
Ксения оказалась главной героиней и остальных рисунков мальчика.
– Тетя Ксения… ой, Ксения, я вас люблю, – обдал ее детский шепот. – Вы такая красивая.
– И я тебя очень люблю, Никитушка.
Ребенок прижался к ней, обнял ручонками.
– И папа вас любит.
– Папа? С чего ты взял?
– Уж я-то знаю. Всегда про вас расспрашивает.
Раздавшиеся
