собой скелет – или тело… Я пригляделся к странному созданию в свете фонаря и узрел новые ужасы. Видимо, это было некое растение, и прорастало оно из черепа. Некоторые ветви выходили из расколотой макушки, другие – из глазниц, рта и ноздрей, устремляясь вверх. Корни же кощунственного создания уходили вниз, обвивая каждую кость. Они извивающимися петлями свисали с пальцев ног и рук. Хуже всего было то, что отростки, выходившие из кончиков фаланг пальцев ног, укоренились во втором черепе, висевшем ниже, на драных остатках корневой системы. На полу в углу валялась груда упавших костей, но разглядывать ее я не решился… При виде этой отвратительной помеси человека и растения мною овладела слабость, и меня едва не стошнило. Я начал подниматься по веревке в лихорадочной спешке, желая побыстрее выбраться, но мерзость этого растения притягивала меня, и я не смог не остановиться на полпути, чтобы рассмотреть его поближе. Видимо, я наклонился чересчур резко, веревка закачалась, и мое лицо легонько коснулось прокаженно-бледных рогообразных ветвей над черепом… Что-то треснуло – не знаю что – вероятно, некое подобие стручка на одной из ветвей. Голову мою окутало облако жемчужно-серой пыли, очень легкой, тонкой и лишенной запаха. Она осела на моих волосах, забила нос и глаза, едва не задушив и не ослепив меня. Стряхнув ее, как мог, я взобрался по веревке и вылез через дыру…
Тут Фалмер бессвязно забормотал, словно долгое повествование лишило его сил. Таинственный недуг вернулся вновь, и теперь горячечный бред снова перемежался мучительными стонами, но иногда к больному все же возвращались проблески сознания.
– Голова! Голова! – бормотал он. – Кажется, что-то попало в мозг и теперь там растет и распространяется. Говорю тебе, я его чувствую… Я нездоров с тех пор, как вылез из погребальной ямы… У меня в голове что-то странное… видимо, споры древнего дьявольского растения… Споры укоренились… эта дрянь раскалывает мне череп, проникает в мозг… она растет из человеческого черепа, как из цветочного горшка!
У Фалмера снова начались конвульсии, он корчился на руках товарища, вопя от мучительной боли. Потрясенный его страданиями, Тоун с тяжелым сердцем оставил все попытки его удержать и достал шприц. С немалым трудом ему удалось ввести тройную дозу, и Фалмер несколько успокоился, лежа с открытыми остекленевшими глазами и хрипло дыша. Тоун впервые заметил, что глаза у больного готовы выскочить из орбит, отчего не могут закрыться веки, а заострившиеся перекошенные черты сложились в запредельно страшную гримасу безумного ужаса. Казалось, будто что-то выдавливает глаза Фалмера изнутри его головы.
Дрожа от внезапной слабости и страха, Тоун понял, что попал в сети какого-то противоестественного кошмара. Он не мог, не смел поверить в историю Фалмера и в ее последствия. Это слишком чудовищно, слишком фантастично; убеждая себя, что его товарищ все это лишь вообразил, заразившись какой-то неизвестной
