голове отщелкнуло маминым голосом: «Юля, он опять ест эту гадость». Не успела придумать оправдание, сын отвлек меня от вымышленного диалога:
– А когда у нас Князь, мам, седьмого или восьмого? – спросил он и я замерла с картонным стаканчиком в одной руке, с телефоном в другой.
До юбилейного концерта оставалось меньше месяца, а билетов я так и не купила. Точнее, забронировала, но кто-то, как обычно, позвонил, где-то, как водится, все пропало, я провалилась в черную дыру должностных обязанностей и билеты остались невыкупленными.
– Мааам?
– Седьмого, – выдавила я и незаметно сглотнула, – или восьмого, сейчас проверю.
Яндекс всемогущий, спаси и помоги. Москва, афиша, август, концерты. Полный солд аут. Ни на седьмое, ни на восьмое, ни в танцевальный партер, ни в вип-зону билетов в продаже не было. Лучше сейчас. Выпалила:
– Я забыла купить билеты. Теперь их нет.
– Ни одного? – уголки Саввиных губ поползли вниз, брови вверх. Шут на его майке искривил рот в презрительной усмешке: «Эх, ты, мама-анархия».
– Ну, один нас не спасет: тебя без меня не пустят, а мне без тебя как идти? Это было бы свинством, – парировала я.
– Благородно, – проворчал Савва.
Он шумно допил через трубочку остатки коктейля и уткнулся в телефон. На посадку пошли молча. При виде книжного киоска я предложила зайти, выбрать что-нибудь почитать в дорогу. В качестве отступных добавила:
– Кажется, там есть манги.
Савва, не меняя удрученно-укоризненного выражения лица, двинулся вдоль витрины.
– Ёшихиро Тогаши, – зачитала я вслух написанную латиницей фамилию автора книги, который сын принес к кассе.
– Тогаси, мам, Ёсихиро. Это почти раритет, такого уже нигде не купишь, видишь год издания? – горячился он, пока я задумчиво пялилась на ценник.
Пожав плечами, приложила карточку к терминалу.
– А ты что взяла? – спросил он, и голос его звучал миролюбиво.
Я показала томик Цвейга, «Двадцать четыре часа из жизни женщины».
– Фу, скукота какая, – он сморщил нос.
Я не стала защищаться, не рискуя нарушить хрупкий мир. Его нарушила стюардесса, которая на входе в самолет выдала Савве детскую раскраску, обманувшись его невысоким ростом. Он обессиленно махнул рукой, протянул ей посадочный и открытый паспорт, но раскраску взял, буркнул спасибо. В четырнадцать лет сына, не отмеченного волшебным пенделем акселерации, иногда принимали за пятиклассника. Незнакомые взрослые досаждали не хуже родственников. Можно было напомнить, что его отец за лето между восьмым и девятым классом вырос так, что не признали учителя, но я придумала подождать загрузки ручной клади на багажную полку, до которой он вряд ли достанет, чтобы одним выстрелом прикончить два триггера. Не пришлось, рюкзак он успешно забросил, как мяч в кольцо.
Места в правом ряду я выбрала заранее, хотела, чтобы Савва сел возле иллюминатора и увидел при снижении Куршскую косу, сплетенную из хвойных, лиственных и песчаных прядей. Если летишь в Калининград впервые, сидеть нужно только справа, тогда коса проплывет перед глазами. Через два часа он, легонько подталкивая меня локтем и тыча пальцем в иллюминаторное стекло, спросил возмущенно:
– Мам, это же не море?
Я задремала под конец полета и теперь подчеркнуто оживилась, наклонилась к просвету:
– Ого, уже коса!
Когда мы выбирали, куда лететь, балтийское побережье, со студенческих лет выписанное в моей памяти прозрачной акварелью в оттенках синего, зеленого и бежевого, предложила я. Любовь к его неумолчно-беспокойной воде, прохладному песку и женственно-покатым дюнам, заросшим кустами шиповника, передается с генами, самонадеянно решила я и не подготовила сына к такому морю – бурливому, всклокоченному, неласковому, серо-коричневому от взбаламученного штормами песка. Утешительные разговоры о погоде, что меняется здесь каждые пятнадцать минут, не помогли. Савва сегодня рассчитывал поплавать и полежать на обещанном пляже, так что он показательно вернул в ухо наушник, вынутый на время разговора.
Администратор в холле гостиницы, блондинка с худой жирафьей шеей и волосами, закрученными на макушке в два симметричных пучка, что еще более усиливало сходство с жирафом, объявила, что черный флаг на пляже вряд ли снимут раньше среды. Савва слушал ее, не отрываясь от телевизора, работающего без звука, и старался не встречаться со мной взглядом.
На променаде пришлось отстоять очередь за корюшкой под его ворчание, что некоторые даже на отдыхе умеют найти московское столпотворение. Наконец устроились за столиком, выставленным на тротуар, с видом на красно-кирпичные стены и позеленевшие башенки администрации курорта. Солнечные лучи пробивались
