): Господин (имярек), по вашему сочинению видно, что вы плохо знаете ваш предмет; вы читали то-то, вы читали то-то?
Он отвечает: я не читатель, я – писатель.
Я не изследователь, я – писатель. Знаю ли я, о чём пишу. Плохо, хотя и лучше, чем чукча. И потому – подзаголовил моё сочинение: фантастическая постановка. Я не знаю этого человека, глубокопочитаемого мною – до восторга, до изумления, до недоумения, до чувства, что мне никогда не постичь и не освоить (как следовало бы) его музыку. Которую я, к настоящему времени, знаю лучше, чем когда-либо. Но я не знаю его, преславного сего мужа, Маттиаса Векманна – ни как он выглядел, ни что думал, говорил, любил… Знаю только его музыку. Не всю. Всё это я выдумал из своей головы. Кое-что и про его друзей, про какую-то обстановку вокруг него, про кулинарию в тогдашних ресторанах…
Всё, всё это я сам выдумал…
Хочу поблагодарить всех глубокоуважаемых мною и дорогих мне людей, моих коллег и помощников. Это:
Даниил Борисович Процюк – неизменный, проницательный и изящный оформитель всех моих работ, их добрый ангел.
Дмитрий Григорьев, органист, поддержавший мою работу и предоставивший современные нотные издания.
Константин Владимирович Грешневиков, кандидат физико-математических наук, доцент Санкт-Петербургского Политехнического университета, который доставлял мне ценнейшие записи, ноты и справочные материалы; энтузиаст и знаток органа и органной музыки.
Григорий Владимирович Варшавский – органист, широко известный в России и за её пределами, главный органист Евангелическо-Лютеранской церкви св. Екатерины в Петербурге, кандидат искусствоведения, доцент С.-Петербургского государственного университета – которому благодарен за ценнейшие многолетние консультации по самым разным вопросам органа и органной музыки и другой музыки, и по настоящей теме, и вообще не музыки, ибо нет такого вопроса, на который Григорий не знал бы ответа.
Елизавета Казачкова – моя дочь, преподаватель иностранных языков – консультации по иностранным языкам, вопросам лингвистики.
Татьяна Сергеевна Казачкова (Пугачева) – моя жена, художник-график, специалист по фразеологии и бытовому и любому другому употреблению русского языка.
Марина Филиппова – певица, руководительница хора, органистка – ценные замечания по ходу моей работы над нынешней и прошлыми темами.
Юрий Владимирович Зотов – главный органный мастер СПб. Филармонии, которому благодарен за его живые, увлекательные рассказы (и их стиль не в последнюю очередь) – об органе, его истории, выдающихся мастерах, идеях, течениях и устремлениях этой благороднейшей музыкальной архитектуры. Благодаря его рассказам, я смог разглядеть в моём инструменте своего собрата и соработника.
Мы не знаем подчас, через кого (или через что) получаем в этом мире, полном радостей и печалей, неоценимую помощь и поддержку. Посему благодарю всех, с кем связан и кого знаю, и тех, кто знает меня.
Со всевозможным почтением,
Ваш покорный слуга
Борис Казачков.
К 350-летию смерти Маттиаса Векманна
Введение: Экспресс “
Continuum
”, Беседа
Святителю Николаю, архиепископу Мир
Ликийских, чудотворцу, посвящается.
– А кто это? – спросил вошедший кондуктор.
Трансконтинентальный экспресс Continuum набирает ход: 300… 350… 370… 410… Не смотрим на информационную строку, экспресс разгонится до сверх-авиационных скоростей. За окном природа: луга, коровы; это мiр, который спасается. В Континууме. Континуум есть отложенный конец. Равно для мiра и для каждого человека в этом мiре. Смерть— не континуум, но точка отсчёта. Тем самым континуум (как таковой) не имеет конца, так как то, что не он, лежит вне его. Это известно хорошо старым людям – с их, например, любовью к воспоминаниям. Некоторые (не мы) называют эту безконечность дурной, а мы – бодрые в «Континууме». Куда он следует? Праздный вопрос – куда следует Continuum, наш суперкомфортабельный мегатрансконтинентал?..
И в самом деле: все едут в режиме отложенного конца, какой же смысл имеет вопрос о пути, направлении? Нет конца, нет и пути, но – фикция обращения к объектам как к субъектам, ставшим жертвами наших суждений. Серьёзных или несерьёзных? Помилуйте – вы что, смеётесь? Серьёзных, конечно, серьёзных! Ведь мы сами с вами какие? Всамделишные или невсамделишные? Ответ ясен, а значит мы – серьёзные, и всё, что мы думаем и о чём судим, тоже серьёзно, и ничего несерьёзного даже и допущено быть не может, потому что оно и не всамделишное и не существует вовсе, а мы принимаем всерьёз только то, что существует, что достоверно было, достоверно есть, с достаточно непреложной достоверностью будет. А чего нет,
