Я нахожусь в такой же камере, точно так же хочу отсюда выйти, но не имею такой возможности. Разве что в компании надзирателей. А это, уверяю вас, редкие гаденыши.
Несколько минут мужчины помалкивали. Во мраке бледно очерчивались их фигуры, прилипшие к решеткам.
– Здесь еще кто-нибудь есть?
– Нет, только мы. До вашего появления я тосковал в одиночестве. Теперь мы будем делать это вместе. Не знаю, как сильно вас ударили по голове, но вы должны догадываться, что это не вытрезвитель.
– Черт, кровь на виске, – пробормотал арестант, ощупывая голову. – Крепко приложили, мерзавцы. Ноги не держат, извините. – Он отступил, плюхнулся на нары, откинул голову к скользкой стене. – Догадываюсь, что это не вытрезвитель. Я достаточно долго не брал в рот спиртного. И все же где мы находимся? Меня выкрали из Донецка, ударили по голове, когда я открывал дверь квартиры, видимо, протащили через подвал, сунули в заднем дворе в какой-то микроавтобус. На них была форма ополченцев, но…
– Диверсионная группа ВСУ, проникшая в Донецк. Уверяю вас, не первая и не последняя. Меня захватила такая же, когда я работал под Новоазовском, собирал материал о разгуле карательных батальонов в приморских селах. Мы находимся примерно в ста километрах от Донецка, северо-западнее райцентра Байдак. Территория контролируется украинскими военными. Забытое людьми село Родичи, ракетная часть бывшего СССР, заброшенная еще в девяностые годы, – это то, что находится вокруг нас. А мы с вами пребываем на территории бывшей лечебницы для людей с психическими отклонениями. Специализированное лечебное учреждение номер четыре. Может, слышали о таком? Оно когда-то находилось в подчинении Донецкого облздрава, курировалось местными партийными властями. Сюда помещали людей, не согласных с политикой партии и правительства, подавляли волю, залечивали до полного «согласия». Не поверите, здесь проходили курс принудительной терапии даже люди, приверженные идеям Степана Бандеры. Злая ирония, знаете ли. Вы же помните, в светлом прошлом это была обычная практика. Лично я здесь не бывал, поскольку годами не вышел, но весьма наслышан. С приходом незалежности финансирование прекратилось. Да и кого тут лечить, если потенциальные пациенты подобных богаделен встали у кормила власти? Учреждение забросили, вывезли персонал, разогнали больных, забрали ликвидное оборудование. Почти четверть века тут все зарастало быльем, пока однажды к объекту не проявила интерес СБУ. Насколько я понял из разговоров, они собираются сделать здесь тюрьму особого назначения. Кое-что перестроить, переоборудовать. Близость линии фронта очень тому способствует. Выкрадывать таких людей, как мы с вами, получать от них необходимые сведения. При этом вовсе не обязательно о каждом заключенном докладывать в Киев. Внутриведомственная конкуренция, понимаете?
– Вы хотите сказать, что мы находимся в психушке? Но это не похоже…
– Это подвалы, где держали буйных. Что-то вроде карцера. Разумеется, четверть века назад здесь было опрятнее. Основное здание над нами. Оно не лучше, тоже находится в ужасном состоянии,
