местить Успенский Собор, но складывалось впечатление, что сегодня на коронации присутствовала половина Москвы, уж большая часть дворян как минимум. Надо ещё учитывать огромную толпу, собравшуюся у храма и заполнившую весь Кремль. Хорошо, что у меня контрамарка в вип-ложу, иначе даром мне не нужно такое действие. Я потел, зверел и ждал, когда же это действо завершится. Сотни людей и тысячи свечей, при полном отсутствии вентиляции вгоняли меня в настоящее бешенство, хотелось вырваться на улицу и вдохнуть свежего воздуха. Насчёт свежести это я погорячился, уже пришлось насладиться запахами бывшей столицы.
Посмотрел на восторженное лицо Юли, сосредоточенного Александра, какую-то одухотворённую Лизу и сразу сбавил градус недовольства. Это для меня всё выглядит как плохо срежиссированное шоу, а для них самое, что ни есть сакральное действие. Поэтому убираем недовольство в сторону и делаем максимально благообразное лицо.
Аккуратно рассматриваю присутствующих, в основном тех, кто стоит рядом. От парчи и драгоценностей рябит в глазах. Ещё сильнее свербит в носу от разнообразных запахов духов, которыми обильно полили себя все присутствующие. Публика, кстати, разделилась на две, даже три части в плане одеяний. Представители первой части были сторонниками более простого варианта современной одежды и без излишних украшений. Вторая часть была тоже сторонниками нового стиля в одежде, но обвешанная орденами и прочими драгоценностями, как новогодняя ёлка. Была ещё достаточно большая часть ретроградов, носивших старые фасоны одежды. На общем фоне диссонировала прекрасная половина правящей семьи, которая была в белых платьях и выглядела просто чудесно. Я был в парадном мундире своего полка. К сожалению, пришлось надеть эти жуткие лосины без ширинки и высокие сапоги. От парика решил отказаться, голова немного обросла, но далее планирую стричься максимально коротко.
Я не фанат религии, но великолепие Успенского Собора – это отдельный разговор. Чувствуешь прямо гордость за свою страну и народ, которой смог создать такую красоту. Надо будет после коронации выделить время и устроить отдельную экскурсию. Александр с дамами помолятся, а я поброжу и хорошенько рассмотрю всю эту красоту. К своему стыду, в прошлой жизни ни разу не был в этом храме.
И церковный хор поёт просто замечательно. Акустика в главном Соборе России изумительная. Да и голосище моего старого знакомого митрополита Гавриила внушает. Действо подходит к кульминации – митрополит возлагает на Павла императорскую корону. Далее передаёт скипетр и державу, ну вот и всё – в России теперь законный и коронованный Император. Процедуру коронования моей нынешней матушки, я перенёс уже более спокойно. Павел сначала подержал над коленопреклонённой Марией Фёдоровной императорскую корону, затем возложил на неё малую корону, специально изготовленную на этот случай.
Тут раздался такой грохот, что даже я, который знал о предстоящем салюте и выступал против него, с трудом сохранил спокойствие на лице. Юля, предупрежденная заранее, крепко сжала мою руку. Многие гости не удержались от испуганных возгласов и криков, с потолка посыпалась штукатурка, и даже вылетели некоторые стёкла из оконных проёмов. Смотрю на испуганное лицо супруги и начинаю опять звереть. Надо будет найти кретина, который предложил устроить салют из Царь-пушки. Хотя этот персонаж мне известен, предложение поступило от московского градоначальника[1], который решил выслужиться на старости лет. Идиот. А если бы орудие разорвало, могло быть много жертв среди простой публики. А там чуть ли не половина дети. Ну не бить же по морде заслуженного дедушку, хотя прежнего Константина мог и не остановить возраст оппонента. Судя по сморщившемуся лицу Павла и испуганному Марии Фёдоровны, градоначальник будет отправлен в отставку в ближайшее же время.
Остальная часть коронации прошла для меня в каком-то ускоренном виде. Я внимательно выслушал Акт о престолонаследии, который лично зачитал Павел. Теперь я наследник номер два и даже завещание не сможет изменить нового порядка вещей. Императором может стать только прямой наследник по мужской линии. Далее Павел зачитал новый манифест о барщине и крестьянской работе[2]. Мне никогда не понять побудительные мотивы теперь уже коронованного Императора. Вот зачем объявлять своё решение именно сегодня? Наверное, чтобы позлить аристократию, так как среди москвичей крестьян, отродясь, не было, и плевать им всегда было на нужды остальной России. Судя по застывшим лицам с искусственными улыбками многих присутствующих, первый гвоздь в гроб Павла вбит им собственноручно на своей же коронации.
Далее последовал долгожданный выход императорской четы к простому народу. Приветствия и чествования заняли ещё примерно час. Для меня осталось загадкой, зачем Павел несколько раз появлялся в императорских одеждах, копирую коронацию английских монархов. Для народа уже были накрыты столы, там водка стыла, а новый Император всё не хотел отпускать публику выпить и поесть за его здоровье. Народ долго ждал окончания Великого Поста и возможности погулять, зачем его мучить столько времени. С другой стороны, народ доволен зрелищем. Ну, невозможно подделать
Михаил Михайлович Измайлов (1722–1800) – русский сенатор, генерал-поручик, действительный тайный советник, владелец подмосковного имения Быково. В течение короткого времени московский главнокомандующий (21 марта 1795 – 20 ноября 1796) и губернатор (начальствующий гражданской частью в Москве и губернии, 20 ноября 1796 – 2 мая 1797).
Манифест о трёхдневной барщине от 5 апреля 1797 года – законодательный акт российского императора Павла I, впервые со времени появления в России крепостного права юридически ограничивший использование крестьянского труда в пользу двора, государства и помещиков тремя днями в течение каждой недели и запрещавший принуждать крестьян к работе в воскресные дни. Манифест имел одновременно религиозное и социальное значение, поскольку запретил привлекать зависимых крестьян к работе в воскресенье (этот день предоставлялся им для отдыха и посещения церкви) и способствовал развитию самостоятельных крестьянских хозяйств. Манифест специально устанавливал, что оставшиеся три рабочих дня предназначались для работы крестьян в собственных интересах.
