бжив все свои гнезда и в ожидании птенцов, все реже покидая их, чтобы найти пропитание. Лето ожидалось. Ведь, здесь оно начинается рано, но только в конце июля (джулиос-по-венгерски) студенты могут выезжать к любимому озеру Болотон и устроить долгожданный отдых уму, кто во что горазд. Сданы экзамены, внесена оплата за первый семестр будущего учебного года. Волнения, обязательства позади. Целый месяц можно не задумываться о серьезных вещах, очистить стол от книг и отпустить себя, под блаженство ласковой, в прямом смысле слова, матушки-природы, так как климат на северной части Среднедунайской равнины мягкий, умеренный, комфортный, чистый тем одурманивающим воздухом горных цветов и трав, произрастающих у подножия будайских гор. А, следовательно, летом именно эта самая старая половина Будапешта – Будда, становится интереснее и оживленнее, раскрепощение, ведь летние гуляния проходят здесь.
Скоро уже, через два месяца, официально наступит лето. Но уже дыхание, пьянящее пачули и черемухи, будоражило обаяние и все труднее становилось заставлять себя после занятий брать в руки книги, молодая душа требовала простора, тепла, любви, забав. Сердце томилось невысказанными воздыханиями, оживало и открывалось потоку весенних любовных флюидов, так как все это всегда было, есть и будет испокон веков, из года в год.
Университет Земмельвайса – это позднее, а тогда Будапешский университет – большое, очень красивое, с архитектурной точки зрения, здание в четыре этажа, монолитное и сдержанное в своем стиле классического романского стиля, лишенного украшений, мощного, с высокими узкими окнами, и полукруглыми арками. Длинная аудитория с деревянными скамьями. Студенты слушают лекцию по математике. Преподаватель, старый, с бородкой, в очках, пишет на доске формулы. Тихо, слышно кое-где покашливание, шорох бумаги. Пишут карандашами. Нам необходимо заняться описанием наших героев, как бы ни хотелось нам не придерживаться некоторых шаблонов в повествовании, но надо, а как иначе? Они сидели на среднем ряду, спереди большого помещения, где усаживались чаще самые ответственные молодые люди, будучи у преподавателя «как на ладони», так говорится. В те времена старались учиться, так как не все могли себе позволить оплату. А приезжие молодые люди, расходы еще и на жилье. Рассмотрим молодых людей. Девушка белокурая, с большими темно-голубыми глазами, точеный профиль, как-то в «народе» о таких говорят – «папа и мама постарались на славу» и черты лица настолько гармоничны, утонченны, пусть мелкими их и нельзя было назвать. И рядом сидела другая девушка, большее время поглядывавшая в окно, нежели на доску с задачами. Эта студентка с каштанового цвета волосами, очень миловидная, оставляла впечатление слегка ненавязчивой легкомысленности и юноша, с зачесанными назад волосами, и собранными в маленький хвостик. Так часто в то время носили юноши, чтобы реже стричься, но, и чтобы волосы не мешали. О нем было сложно сказать что-то однозначно. Словно все противоречие родительских генов, природных качеств и даже общественных устоев воплотилось в его облике. Это, воистину, поразительно! Добрые, светлые глаза и открытый взгляд, с глубоким вдумчивым характером и тут же включающимся в облик мимолетным юношеским безрассудством. Брови треугольной формы делали его лицо еще интереснее, если представить только можно перед собой человека, которому сообщили с очень серьезным выражением лица, что Дунай высох, то вот такое выражение лица можно себе нарисовать мысленно и это был он. Всегда открытый всему новому, любой информации, любому диалогу и пытающемуся жить с хаотично принимаемыми решениями, молниеносно, делая вызов – «иду на вы».
Прозвенел звонок. (По коридору прошелся пожилой сторож, неся в руках колокольчик, быстро размахивая им слева на право).
Преподаватель положил на стол мел, стал торопливо собирать свою папочку, и на его добродушном лице, отразилось уверенное удовлетворение, материал донести до молодых умов успел и день прошел не зря. Дома ждала его чашка чаю с лимонным штруделем. Студенты оживились. В аудитории стало шумно.
Те трое, которых мы уже описали, а соответственно, они и станут центром нашего дальнейшего повествования, поднялись, стали складывать свои записи, переговариваться. Девушка с темными волосами обратилась к подруге:
– На этой неделе надо внести плату за университет. Ты, Анни, нашла деньги?
Белокурая девушка была Анни. Ее лицо омрачилось. Только во время занятий ей удавалось загнать мысли об оплате за учебу на задний план, так как она концентрировалась целиком на лекции преподавателя. Но… вечерами эта жестокая мысль загоняла в угол. Она ничего не сказала. Просто отрицательно покачала головой, еще торопливее слаживая тетради в портфель и в её движениях проскальзывало нервное напряжение.
– Анни, – проговорила опять первая. – Может у Рошель снова одолжить?
Анни снова отрицательно покачала головой.
– На этот раз, я знаю, что вовремя не верну. Мне уже в ломбард относить нечего. Все заложила.
Она мимолетно задумалась, но как-то резко встрепенулась.
– Подумаю, что можно сделать…
