к сосне – шёл по тропинке маленький ёжик с большим туеском.
Тропинка пересчитывала ромашки, играла в догонялки с пчёлами, а потом – у-ух! – ныряла в заросли папоротника. Тропинка очень хотела показать ёжику добрые ромашковые и медовые чудеса.
Но ёжик Бобося не верил тропинке.
Бобося сделал шажок, потом ещё один. Принюхался.
На поваленной берёзе сидела поганка и гаденько ухмылялась. За косматыми кустами что-то темнело. То ли пень-выворотень, то ли кто-то страшный пнём притворился. Притворился, а сам только и ждёт: вот подойдёт глупенький Бобося поближе, тут он его ка-а-ак…
Ой! Свалилась откуда-то сверху гусеница, закачалась на шёлковой ниточке прямо у ёжика перед носом. Пискнул Бобося и свернулся в клубок. Ощетинился, от страха фырчит и сморкается. Глянула гусеница на ёжика одним глазом, плюнула, да и полезла по шелковинке вверх.
Пыхтел Бобося, пыхтел, наконец, развернулся и засеменил дальше.
Вывела тропинка Бобосю на полянку, круглую, как блюдце. Вывела, а сама по травке пробежала, хвостиком вильнула и скрылась за низенькими ёлочками.
Остановился Бобося, осмотрелся. Полянка-то ничего, весёленькая, а вот дальше ежу идти боязно. Снова Бобося сопел, топтался да с духом собирался. И только хотел он через полянку шмыгнуть, как зашумело что-то в лесной чаще, сосны вершинами закачали, ёлки лапами затрясли. Присел Бобося, а туесок на голову нахлобучил. «Не будет тебе, мама, яблочного пирога, а будет съеденный Бобося…» Подумал так ёжик и ещё сильнее съёжился.
Дел немало у вороны –
У лесного почтальона.
Круглый год – зимой и летом –
Разноцветные конверты
Разношу по адресам.
Ждут меня и здесь, и там.
Я несу приветов ворох
Для лисичек в тёмных норах,
Для орлёнка в небе чистом,
Для бобрёнка в речке быстрой,
Для трудяги-паучка,
Для угрюмого рачка.
Так пела старая чёрная ворона Глафира. Устало летела она через залитый солнцем лес и говорила сама с собой.
– Кар! Кажись, всё доставила: сове – посылку, медведю – медку баночку… Белочке привет от дятла передала. Кар… Кар… Одно письмо осталось. Конверт ишшо такой… Интересный… А на ём написано: «Моему маленькому большому другу». Кар! Что за друг такой? Ишь ты! И маленький он, и большой… Кар…Куды таперича бежать, где друга ентого искать? Ума не приложу! Кар! Передохнуть бы… А вон и пенёчек подходящий торчит… Ох!
Глафира неуклюже плюхнулась в траву. Удивительное дело! Показалось ей, что в последний момент пенёк чуть-чуть отодвинулся.
– Стра-стра-странно! Чтой-то он? Трясётся…Должно, старый да трухлявый. От слабенького ветерка и то дрожит. Ну, авось, выдержит. Присяду. Кар.
Пока ворона прикидывала, как бы половчей на пенёк вскочить, тот тихонько пополз в сторону.
– Кар! Кар! Вот так диво дивное – пень с ножками! А ну, стой! Кому сказано?
Глафира попыталась упрямца поймать, да тут же отдёрнула крыло.
– Ох, колючий! Видать, не пень енто вовсе, а растение заморское. Как, бишь, его… Кактус! Не иначе как ветер семечко-то принёс, – Глафира «кактус» кругом обошла, глаз прищурила. – Ишь ты! Неужто расцвёл? Большойцветок, а не пахнет.
И Глафира клюнула «кактус» в круглую берёзовую макушку.
Такого Бобося – а это был, конечно, он – уже не выдержал.
Задрыгал Бобося ножками, завизжал. Шарахнулась от него ворона, завопила ещё громче. Заметались бедняги по поляне, натыкаясь друг на друга и от этого только сильнее пугаясь.
–Спасите! Кар! Помогите! Кар! Ка-ка-кактус! Пенёк с ножками! Кар-кар-каррраул! Что деется! Что творится! Кар!– надрывалась ворона.
– И-И-И! – верещал ёжик.
Насилу вспомнила Глафира, чтоесть у неё крылья. Рванула она прочь от страшного места, роняя по дороге перья, сумку и конверт.
Тихо стало на поляне.
С горки на горку, от сосны к сосне шла по тропинке Фрося – рыжая-прерыжая лиса. Фросе тропинка не казалась противной. Наоборот: весело шагала лисичка, шагала, да ещё и песенку напевала. Сама она эту песенку сочинила, сама своей песенке радовалась.
Настроение замечательное –
Улыбательное и скакательное!
Громко-песенки-распевательное!
Через-голову-кувыркательное!
Настроение просто чудесное -
Ручейковое,
