его у меня. Типа ей прикольно иметь фото меня маленького. Мне от этого фото было ни холодно ни жарко. В отличие от некоторых, я не испытываю ненужных сантиментов к куску картона.
Но вот тот факт, что она его сохранила… На хрена, спрашивается?
– И что? – прищуриваюсь, строго на нее смотрю.
– Ты слепой, похоже! – она почти кричит. – Посмотри, сравни! Возьми в руки…
Майя вкладывает столько чувств в последние слова, что невольно тянусь. Беру старое фото из девяностых и новое, современное, принадлежащее ее дочке. Сравниваю.
Но все равно никакой схожести не вижу.
Потому что ее там нет! А то, что мы губы складываем одинаково и смотрим в камеру, будто синхронно приподняв брови, так тому есть вполне логичное объяснение. На фото мы оба – трехлетние дети. Отсюда и схожесть мимики.
– Ничего не екает? – спрашивает Майя.
А у меня екает, да.
Вот только не от того, о чем она думает.
Беру свое фото, вглядываюсь в наивные глаза пацана, который там изображен. Его давно нет. Он давно вырос и огрубел. Этот снимок хранит изображение призрака.
Резко дергаю края своего фото в разные стороны. Оно рвется с характерным звуком, а Майя визжит:
– Ты что делаешь? Зачем… Ой, ой…
Она жалобно стонет, будто ей вдруг становится больно оттого, что я отнял у нее что-то по-настоящему ценное.
А мне надоело ее лицемерие.
– Хватит пытаться мной манипулировать, Майя, – строго чеканю. – Ты знаешь, я этого терпеть не могу.
– Какие манипуляции? – охает она. – Я не хотела тобой манипулировать, я хотела, чтобы ты увидел, понял…
Она захлебывается собственными словами.
Уже не сдерживаюсь, начинаю рычать:
– А что это только что было? С этими гребаными фото…
– Я не для этого сюда пришла! – она с силой качает головой. – Я пришла просить тебя о помощи…
– В таком случае ты не с того начала, милая, – тяну с издевкой.
Она замирает, спрашивает с обидой:
– С чего же мне надо было начать?
– С извинений, мать твою! – Грубые слова вырываются из меня, как черт из табакерки.
Будто пружиной вытолкнули.
– Извинений? – она моментально оскорбляется.
Оскорбляется, мать ее так…
Хотя логично. Она тут столько наплела мне на пафосе, а я не повелся, обидно наверное.
Но придется ей съесть ту обиду и закусить собственной гордостью, если хочет, чтобы я хотя бы задумался о том, чтобы ей помочь.
– Извинений, да, – я киваю с апломбом. – Неплохо бы начать с них, несложно же, да? Извини меня, Артем, за то, что я нагуляла нашу дочку…
– Это все, что ты хочешь? – спрашивает она выцветшим голосом. – Чтобы я извинилась? Я извинюсь, если тебе так надо, если тебе от этого жить будет легче. Ради дочери я готова на все… Но разве тебе вправду
