как будто он сдерживал спиной поезд, давая возможность ребёнку уйти с рельсов, схватил ветку и не пускал её ниже. Сосна давила. Папа не давал. Сосна скрипела, ломая чердачные переборки. Папа стонал, оставляя на ветке кровавые следы. Ветка медленно протыкала маму насквозь, выходя с другой стороны кровати и упираясь в пол. Мамина кровь смешалась с папиной…
Врачи спасли маму, а ребёнка ветка чудом не задела. Но состояние мамы становилось плохим. У неё очень сильно стали неметь руки и ноги. Невыносимо чесалось всё тело. А однажды утром они увидели, что она покрывается корой. Древесной корой. Очень быстро покрывается древесной корой. А из глаз, поменявших свой цвет на янтарный, текли не слёзы, а смола. И она уже не могла шевелиться без скрипа. А ходить совсем перестала. Похоже, она навсегда замирала в причудливой позе, а ребёнок всё ещё был в ней.
И тогда ребёнка решили вытащить из мамы. Для этого нужно было разрезать живот, пока он весь не покрылся корой. Положили одеревеневшую маму на операционный стол и только поднесли к ней свои хирургические инструменты, как она словно захлопнулась! Последний участок кожи на животе разом покрылся толстым слоем коры. И мама перестала издавать звуки. Теперь она уже и не была мамой в полном смысле этого слова, потому что перед врачами лежал ствол дерева в форме женского тела. Просто в ней, нет, в нём был ребёнок, сердце ребёнка стучало, это показывали датчики, оставшиеся под маминой корой.
И тогда принесли пилу. И с молчаливого согласия плачущего папы дерево быстро распилили. Оказалось, что под корой не осталось даже следов человеческого тела. Мама исчезла. А ребёнок лежал словно внутри высохшего дерева. Пуповина, когда-то связывавшая младенца с мамой, превратилась в сухую веточку. Она сломалась, когда дерево распилили.
Ребёнок не плакал. Но его ротик, носик, глазки и ушки были забиты древесной трухой и опилками. Врачи схватили ребёнка и стали очищать всё, что было забито. А вообще-то, он выглядел абсолютно здоровым. Как врачи когда-то и сказали, это была девочка. И папа решил, что назовёт её только Эмма, и никак иначе.
Остатки древомамы он сжёг во дворе дома. Наверное, чтобы почувствовать последнее тепло бывшей любимой женщины. Увидеть её последний свет, освещавший его при жизни. И даже не заметил, как с одной из веток капнула слезой смола. И ушла в землю…
Очень скоро он заметил, что Эмма как будто светится в темноте. И чем взрослее становилась, тем ярче светилась. И чем больше радовалась, тем светлее была. Поэтому она старалась не находиться в помещениях, где мало света. А когда в школе на уроке показывали учебный фильм и гасили свет, она находила предлог выйти из класса. А когда стала почти подростком, то не ходила с одноклассниками в походы и на вечерние сеансы кино. Чтобы никого не пугать и не отвечать на вопросы об этом. А шторы в своей комнате она вечерами плотно задёргивали. И почти все ребята стали считать её ведьмой. И обзывались.
Её необъяснимо тянуло к деревьям. Ещё она часто припадала к земле возле какого-нибудь дерева,
