частей тела, но не обделён странноватым чувством юмора. Сам попросил подвесить его на дверь, чтобы он мог, говоря его словами, «встречать клиентуру». Не любит, видите ли, сидеть сложа руки. – Дюпре в голос рассмеялся.
– А я уж, грешным делом, подумал, что теряю рассудок, – ответил князь, не в силах не улыбаться сам. – Настолько необычная картина.
– Надеюсь, он хотя бы не клянчил у вас деньги?
– Не припоминаю…
– Ах, несносный! – вскрикнул иностранец и ударил ладонью по крышке стола. – Сколько вы дали ему?
– Нисколько, – сказал князь, решив не врать больше проницательному господину, который с такой лёгкостью раскрыл его обман. – Я, признаться, сам не в том положении, чтобы подавать.
Тонкие губы Дюпре искривились в отвращении.
– Мерзавец! Плут! Преступник! – От его криков полупустая комната зазвенела. – Приношу свои глубочайшие извинения за это безобразие. Что уж там, он даже меня в своё время умудрился обокрасть! Впрочем, Ваша светлость не должны держать зла на бедного калеку. Боюсь, долго он не протянет… Маловато оказалось в нём жизненной энергии.
– Бог с вами. Я оттого и не сказал вам сразу, чтобы не навести на него поневоле ваш гнев.
– Однако хорош! Верите ли, когда-то он был отменным попрошайкой. И сейчас не успели бы вы моргнуть, как он обобрал бы вас до нитки.
Последнее замечание совсем не понравилось Полю. Он хотел было возразить, что сам обберёт кого хочешь, но подумал, что это будет неуместно.
Дюпре достал из портсигара чёрную папиросу и закурил.
– Мы, конечно же, перейдём через мгновение к вашему делу. Но не хотите ли для начала узнать преинтереснейшую историю о том, как Бернард сделался таким?
Поль, конечно, ничего такого знать не хотел, но из вежливости кивнул.
– О, вы не пожалеете! Не пожалеете! – улыбнулся иностранец и выдохнул в лицо Поля целое облако ароматного дыма.
История Бернарда
Большинству людей свойственно мечтать о всякой ерунде. Деньги, власть, женщины, безделушки, смерть других людей, на худой конец… Бернард же мечту имел самую чистую. Ни золотые горы, ни держава со скипетром, ни хорошенький женский зад не способны были взволновать его душу по-настоящему.
Чего он хотел, так это стать лучшим в том, что делает. А делал он вот что…
Каждое утро он покидал свой особняк в западной части Сен-Луи и отправлялся на север Парижа. Там, в небольшой съёмной квартирке, он наконец мог позволить себе стать тем, кем он являлся.
Он вешал на крючок цилиндр, скидывал фрак, расстёгивал алмазные запонки, вынимал из кармана золотые часы, снимал шёлковую сорочку. Словом, разоблачался. Сдёргивал личину, которую на него навесило общество, семья и происхождение.
Вместо этого он надевал дырявую шинель с подшитым изнутри тряпичным горбом. Взъерошивал волосы, уложенные цирюльником только полчаса назад, мазал лицо отборной парижской грязью, которую имел при себе
