уились по её щекам. Они капали на раскалённую поверхность дровяной печи, где с шипением превращались в крошечные облачка пара, оставляя на стали сероватые следы соли. Сегодня 22 мая 2040 года, и это уже четвёртое 22 мая, которое она проводит в слезах.
В этот день, восемь лет назад, его ей дала судьба или случай, смотря кто во что верит. Она верила в судьбу, потому именно ее благодарила за встречу с ним, вместе с тем проклинала её, что так быстро его отняла. И слезы эти были по будущему, по не случившемуся их общему будущему, по тому будущему, невозможность которого сделало прошлое.
Маленькая кухня, угадываемые под сажей старые обои, серый потолок. Вся мебель состояла из стола с черными кругами на поверхности, оставленные горячей сковородой, двух табуретов и небольшой тумбы, в которой стояла посуда. Дверцы на тумбе не сохранились, они как и другая кухонная мебель, давно ушли на растопку стоявшей у окна печи-буржуйки с выходящей в форточку стальной трубой.
На печи стоит сковорода, в которой жарится саранчоус или саранка, так в народе в шутку называли большую плоскую котлету из сверчков, которая теперь входит в продуктовый набор выдаваемый по карточкам. Привычное ныне для всех блюдо.
Почувствовав запах горелого, она очнулась, вытерла рукавом глаза, поддела лопаткой саранку и перевернула её.
Подбежал семилетний сын Влад, обнял её за ногу и прижался к ней всем своим щуплым тельцем.
– Мама, пойдем погуляем!
Она смахнула слезы – Сынок сначала покушаем, потом пойдем.
Влад почувствовав неладное в её голосе, попытался заглянуть в её глаза – Мамуля ты опять плачешь? Пожалуйста не плачь.
– Не буду. – она повернулась к нему и как смогла улыбнулась. Улыбка получилась вымученной.
Наспех перекусив, они оделись. Майя тщательно проверила, чтобы мелкоячеистая антимоскитная сетка, свисающая с широких полей шляпы Влада, плотно прилегала к его куртке. Не должно было остаться ни одной щёлки, через которую могли бы проникнуть насекомые. Затем она надела свою шляпу с сеткой, аккуратно пристегнула её молнией к куртке и закрепила поверх молнии защитный клапан. Надев плотные перчатки на руки Влада и пристегнув их к рукавам его куртки, Майя тщательно осмотрела герметичность соединений. В последнюю очередь она надела свои перчатки, также надёжно их пристегнув.
Закончив этот сложный, но жизненно важный ритуал, они вышли на улицу. Был солнечный майский день, воздух наполнял непрерывный гул складывающийся из стрекотание и жужжание огромного количества насекомых, ветерок гонял пыль с разрушающихся в своей пустоте домов. Они прошли мимо заброшенного здания, некогда бывшим торговым центром и внезапные воспоминания нахлынули на нее – вот она надевает в примерочной яркое, струящееся желтое платье, отодвигает занавеску и видит искрящиеся от восхищения его глаза. Да было ли все это? Или это только фантазии голодного до радости разума?
– Мама расскажи про папу!
– Я тебе уже много раз рассказывала.
– Ну мама, ну еще расскажи!
– Ладно, слушай.
Они остановились и сели на нагретый солнечными лучами бетонный блок, совсем недавно выполнявший роль заграждения на блок-посту, теперь же стоящий без надобности. Она провела рукой по своей и сына сеткам, смахивая облепивших насекомых.
– Твой папа спасал мир.
– Как человек-паук?
– Человек-паук ему в подметки не годится, папа был умнее и сильнее!
– А он был большой?
– Да папа был высокий!
– Сильный?
– Как богатырь!
– Ух ты! А я похож на него?
– Как две капли воды, сынок. – и она погладила сына по его курчавым черным волосам.
– А что дальше было, мама?
– А потом папа встретил твою маму и полюбил её.
– И стал еще сильнее, да мама?
– Да, и стал еще сильнее. И мама полюбила папу и тоже стала сильной. – она смахнула предательски выступившую слезу.
Влад дернул ее за рукав.
– Мама, мама! Смотри какая смешная крыса! – Влад указывал рукой на что-то грязно-коричневое, маленькое словно мышка, прыгающее в пыли.
Она прищурилась, пытаясь разглядеть это странное существо. В этом хрупком комочке, этом образе, было что-то забытое, но до боли знакомое. И вдруг она вспомнила! Воспоминание накрыло её волной, и она застыла, широко раскрыв глаза, не в силах оторвать взгляд от этого копошащегося комка. Она сидела в оцепенении, боясь пошевелиться, боясь потревожить это создание.
