в один миг из подающего надежды юноши в двадцатилетнего неудачника без будущего.
Оттого ли, что он слишком резво выступал на митингах и сходках, или что был неподобающе дерзок со следствием и начальниками, но Треплев получил максимальное наказание из возможного – пять лет ссылки, срок, который перечеркивал все надежды на продолжение учебы в университете и хоть какую-то карьеру государственного служащего (есть эпизод, когда Аркадина предлагает: «Поступить бы ему на службу, что-ли», в ответ на что Сорин, только иронически посвистывает).
Дядя его, высокопоставленный чиновник судебного ведомства, занятый только собственной карьерой и как раз подходящий к генеральскому чину, не захотел или не мог помочь ему, опасаясь возможных последствий.
Мать, любившая и умевшая экономить деньги, умыла руки и предоставила великовозрастного дурака самому себе.
Треплев – попал.
К началу действия «Чайки» срок ссылки подходил к концу, и молодому человеку нужно было всерьез задуматься о своем будущем: что делать?
Cher Ami
Мопассановский сюжет на русской почве, на который своим траурным нуаром намекала Маша, выглядел вероятнее всего как-то так.
Треплев появился в имении Сорина за четыре года до предполагаемого начала «Чайки», появился как никто и ничто – ссыльный студент, выгнанный из университета, бедный родственник, «киевский мещанин», да и вообще подозрительная личность под надзором полиции.
Шамраев при встрече должен был с большим удовольствием указать его настоящее место в системе общественных отношений.
У Треплева был только один хороший ход, который мог обеспечить ему приличное положение в этом маленьком обществе, где вопросы комфорта и быта решала жена приказчика, безумно любившая единственную дочь (в одной из первых редакций Маша о себе: «моя мама воспитывала меня, как ту сказочную девочку, которая жила в цветке»).
Треплев воспользовался слабостью Полины Андреевны.
Много ли нужно 18-ти летней деревенской девушке, чтобы влюбиться в прогрессивного городского парня?
«Когда он сам читает что-нибудь, то глаза у него горят и лицо становится бледным. У него прекрасный, печальный голос; а манеры, как у поэта».
Треплев одел на себя печоринскую маску лишнего, но очень одаренного человека, наобещал девушке разных глупостей и четыре года катался как сыр в масле, уплетая деревенские разносолы. Как сказал бы Солженицын: «Был хорошо устроен в зоне».
Трудно сказать, было ли у них нечто большее, чем поцелуи при луне. Маша, цитируя французский модный роман, намекала, что да – было.
Когда срок ссылки стал подходить к концу – любовь вдруг остыла.
Наивная девушка хлопала глазками, искала встречи и откровенного разговора, думала, что это какая-то ошибка. Тогда маска спала с лица молодого человека, и из-за нее показалось какое-то незнакомое доселе существо – злое
