всего, перед пенсией он был председателем окружного суда (в тексте есть оброненный намек на писанное им когда-то «резюме» председателя суда присяжных).
Его годовое жалование на пике карьеры с разными надбавками, величина которых была равна окладу, составляло 4500 рублей, против 276 рублей учителя Медведенко.
Чтобы лучше прочувствовать разницу, можно привести цифры к нашему времени, когда учитель начальной школы в какой-нибудь глубинке получает, скажем, что-то около 30 тыс. рублей в месяц.
Сорин, стало быть, имел бы на наши деньги 500 тыс. рублей в месяц или 6 млн. рублей в год.
Чиновничья пенсия по правилам того времени при 25-ти летней выслуге (которая у него была) равнялась половине служебного оклада.
Это давало ему 1 250 рублей в год (в нашем измерении 1,5 млн. руб. или 125 тыс. руб. в месяц).
А ведь у Сорина были еще поступления от немаленького имения (какие кстати?).
То есть доходы одинокого скромного пенсионера были чуть ли не на порядок выше, чем у всей семьи Медведенко.
Заодно можно прочувствовать размер состояния Аркадиной с ее 90 (со слов Треплева) тысячами в банке.
Сегодня это было бы что-то около 120 млн. рублей, если не больше.
Неплохо для актрисы.
Это косвенное свидетельство того, что слава ее в свое время (сокровенные «лет 10—15 назад») была действительно грандиозной, и она тогда пользовалась огромным спросом, если смогла накопить такую сумму, пользуясь лишь (лишь?) своим ремеслом.
Но теперь, когда молодость прошла, публика остыла, а голове только память о былых успехах…
Тема денег почему-то никогда не всплывает при обсуждении «Чайки». Наверное потому, что пьеса, как кажется на первый взгляд, не про пошлость, а про «любовь» и «искусство», которые выше денег.
Аркадина (на публике, предварительно легким движением руки прикрыв нескромные драгоценности на пальцах и шее) безусловно согласилась бы с этим утверждением, может быть даже сыграв какую-нибудь прелестную сценку про личное нестяжательство и многолетнее бескорыстное служение музам.
А незаметный Чехов в зале засмеялся бы.
Корешок Медведенко
Как не странно, но единственным человеком, который слышал пьесу Треплева, был (не считая, конечно, самого автора и Заречной) Медведенко.
В самом первом эпизоде с Машей он вдруг выпаливает тайну, которой она так долго добивалась: «Да. Играть будет Заречная, а пьеса сочинения Константина Гавриловича. Они влюблены друг в друга, и сегодня их души сольются в стремлении дать один и тот же художественный образ».
Нужно прочувствовать этот момент.
Он, в общем, чужой посторонний человек, который ничего не понимает в том, что происходит в имении Сорина, вдруг раскрывает ей, дочери приказчика, прожившей здесь всю свою жизнь, глаза.
Он допущен к тайне, а она нет.
Он
