нного живого человека в комнате. Все остальное было покрыто месивом, оставшимся от выпотрошенных людей.
Однажды Андрей уже видел подобное. Он метнулся в одну сторону, в другую, но так и не рискнул слезть с дивана – спасательной шлюпки. Задыхаясь, как испуганное животное, он вновь уставился на жуткое убранство комнаты.
На полу было свалено человек десять: тела были слишком изуродованы, чтобы точно сосчитать. Рассматривая их, Андрей понемногу обрел профессиональную сосредоточенность. На телах не было заметно ни срезов, ни огнестрельных ранений. Казалось, людей просто смяли и разорвали, как старые тряпки. Но кто мог это сделать?
Андрей застыл, леденея: что, если убийцы еще в квартире? Он прислушался: только нереально обыденные звуки с улицы нарушали тишину. Пальцы набрали отобразившийся последним контакт.
«Да», – как всегда, быстро и сухо ответила Лера.
Андрей сразу же сбросил звонок и написал: «Срочно отследи меня могут быть вооружены не знаю сколько».
«Ок».
Андрей осторожно пошевелился, вернувшись в тело, как в забытую одежду, и пополз к краю дивана, чтобы выглянуть в коридор. Там, в полутьме, мертвые люди обрели покой спящих, но это была все та же мясная рванина.
Тогда подобранные силы рухнули, и Андрей, съежившись, тихо захныкал. Он едва слышал трезвон телефона, треск взламываемой двери. И очнулся, лишь когда его окликнул знакомый голос.
– Я здесь, – ответил он тихо, сидя на диване в зябкой позе.
Раздался звук рвотного спазма, кто-то тихо выругался.
– Андрюх, мы тут не пройдем! – бодро сообщил Эдуард. – Ты там как?
– Нормально, – угрюмо отозвался Андрей.
– Жди, когда криминалисты отработают.
– Да вы охерели, что ли? – холодно спросила Лера.
Раздались чавкающие шаги, несколько возмущенных голосов. В дверном проеме, кое-как расставив ноги между измочаленными телами, возникла Лера. Брюки и полы ее плаща пропитались коровью.
– Нормально? – переспросила она.
Андрей пожал плечами.
– Пистолет с собой?
Тот же жест, но менее уверенный.
– Никуда не уходи.
В коридоре загоготал Эдуард, забавляясь над скисшими коллегами.
– Ты чего ржешь? – Лера, отчитывая кого-то, никогда не проявляла эмоций. – Тут с дюжину трупов. Кого за это драть будут, по-твоему? Где Хайруллин? Я из дома до него не дозвонилась.
– С совещания в главке едет.
– Поднимай участковых. Нужно подъезд опросить, пока все теплое. Входят только жители, не выходит никто.
– Утро, все на работу разбегаются…
– Поэтому делайте все быстро. Будут скандалить – направляйте ко мне. Где Гоша?
– С суток отсыпается наш гадкий птенец.
– Ну да, трупы же не остынут, пока Гоша отсыпается. Вызывай его сюда, пусть тоже поблюет.
Все расплывалось в глазах Андрея. Только Лера была очерчена четко, как в разреженном воздухе. Сочетание в ее лице правильности черт и невыразительности делало ее и симпатичной, и непримечательной одновременно. Блеклое, плоское лицо с неожиданно яркими, безжалостно-магнетическими голубыми глазами. Светлые волосы, которые казались металлизированными. Большинству взгляд Леры представлялся бесстрашным, однако Андрею казалось, что тот дрожит, как зверек под рукой живодера.
Одежда Леры сверху вниз претерпевала странную метаморфозу от безукоризненной (кто-то узнал бы пальто и блузку из последних коллекций известных брендов) к непритязательной – потрепанные джинсы и изношенные кеды, с которых уже не отмывались застарелые пятна. Теперь эту аппликацию дополнит едкая кровь.
Лера отрывисто командовала, Эдуард распределял приказы по исполнителям. Прибывавшие восклицали, присвистывали или сдавленно булькали. Снизу доносилась ругань жильцов, которых не выпускали из подъезда. Иногда Лера кричала в комнату: «Андрей, сидишь?» Он невнятно мычал, уткнувшись лицом в колени. Сил на крик не находилось.
В комнате появился криминалист, который, хрустя пластиковым защитным костюмом, фотографировал сцену преступления. Начали аккуратно упаковывать в пакеты куски тел – крупные, липнущие к полу синюшной влагой. Их выносили, чтобы сложить где-то в коридоре. Андрей взирал на это безразлично, как на кадры кинохроники.
Вскоре появился замначальника отдела Хайруллин, послышался Гоша, старательно удерживающий твердость в сдавленном голосе. Андрей, немного придя в себя, написал старушке-соседке, чтобы та накормила его кота.
– Вот
