ыло интересно, что должна при этом делать женщина. Подавать молоток и гвозди? Поливать саженцы? Смотреть, как взращиваемый мужем сын взрослеет на глазах? Такой расклад Настю не устраивал. После школы она не смогла поступить в нужный вуз и почти год проработала в акционерном обществе «Зеленстрой». Спасибо маме! Ведь мама всю жизнь отдала этому «Зеленстрою», но в глубине души единственной дочери такого счастья не желала. Так вот, будучи специалистом по высаживанию, Настя посадила столько деревьев – ни одному мужчине не снилось. Всякий раз, по дороге на автовокзал, девушка смотрела в окно на собственноручно высаженные аллеи и мысленно говорила им «до свиданья». Но уехать из родного городишка не получалось. Таинственным образом он приманивал ее обратно, удерживал и не отпускал. Может быть, в этом были виноваты посаженные Настей деревца, постепенно из прутиков неопределенной породы превратившиеся в березы, липы и тополя.
Мама называла это «Настиной аллеей». Хотя, кроме Насти, над озеленением индустриального района трудились еще пара десятков горемычных зеленщиц, Орехова-младшая как-то выделялась в этой пестреющей косынками толпы. Во-первых, она была моложе всех в бригаде, самая юная. Во-вторых, думается, она была самая красивая. Когда фотографировать трудящихся женщин приезжали фотокорреспонденты местных газет, они всегда норовили поставить на передний план именно Настю. Корреспондентов можно было понять. Хотя Орехова не была, что называется, видной, из-за скромного роста и маленьких черт лица, ее смело можно было назвать хорошенькой. Большие, почти круглые, голубые глаза Насти, точнее, их неуверенный, но вместе с тем глуповато-заносчивый взгляд, делали ее гораздо моложе восемнадцати. Прибавить сюда аккуратный курносый нос и небольшой алый рот…. В общем, Настю Орехову следовало было отправить в Иваново, на ткацкую фабрику, и снимать для «Работницы» или «Крестьянки». Для того, чтобы украсить передовицу общественно-политического издания она не годилась. Кстати говоря, никогда и не украшала. Своим пионерским ротиком Настя отвечала фотокорреспондентам так грубо, что им потом уже не хотелось снимать девушку даже для последней страницы. Орехова очень дорожила своей репутацией будущей студентки престижного архитектурного вуза, и ей было как-то не по себе от мысли, что мир узнает о ней посредством затрапезной публикации об озеленении города.
В ту пору Настя любила только маму, далекого по причине развода отца, живущего в каком-то Семипалатинске, и очень уважала школьного учителя по черчению Виталия Андреевича. Виталию Андреевичу было шестьдесят восемь, но он упорно держался за место школьного учителя и ни за что не хотел уходить на пенсию. В разговоре с Настиной мамой Андреич постоянно повторял: «Мне заслуженного учителя давать надо! Я ведь таких талантов взрастил! Я Настеньку Орехову учил! А она скоро всем покажет, где у Бандинелли контрфорсы!» Мало кто знал, кто такой Бандинелли и что такое контрфорсы, но восклицание старого препода звучало увесисто и многообещающе. И хотя в рамках школьной программы никаких олимпиад по черчению не предусматривалось, Настя считалась в своей школе лучшей чертежницей. Однажды она скопировала чертеж Растрелли (который, видимо, имел какое-то отношение к Бандинелли), точнее, перенесла его с крохотного рисунка на разворот двух склеенных половинок большой карты полушарий. Директор школы обещал хранить этот чертеж вечно. Всем гостям школы непременно показывали этот чертеж на полушариях, и постепенно Настино имя выветрилось, и стали просто говорить, что это чертеж Растрелли. Будто он лично сходил в книжный, купил карты и увеличил свой бледный рисунок из старой библиотечной книги.
Вечерами, после малоувлекательной работы в «Зеленстрое», девушка шла в плановый отдел геодезического управления и помогала сканировать документы. За это ей платили три тысячи рублей в месяц, и позволяли бесплатно сидеть в Интернете. Геодезист, поручавший Насте делать те или иные копии, говорил: «Настюха! Никогда не называй себя чертежницей! Это слово произошло от „чёрта“. Чертежник это слуга чёрта, понимаешь?» Настя удивлялась, а как же мне себя называть? Геодезист пожимал плечами: как угодно, но только не чертежницей. Тьфу-тьфу, даже повторять грешно! Можешь называть себя копировщицей, например.
Настя кивала и продолжала искать в Интернете координаты престижных архитектурных вузов. Разумеется, она и без компьютера знала, что неплохо было бы поступить в Московский архитектурный, который окончил Андрей Вознесенский, или же в Свердловский, откуда с дипломом вышел Вячеслав Бутусов, но все это было далеко от Настиного дома. Девушке хотелось уехать из родного городка, но не далеко. Чем дальше, казалось ей, тем сложнее и тоскливее без мамы. Необходимо было выбрать вуз, находящийся неподалеку, чтобы на выходных садиться в автобус и приезжать домой. Вкупе со всеми амбициями Орехова была домашним ребенком. Ребенком, желающим быть свободным в минуты желания этой свободы, а все остальное время ощущать под ногами твердую землю малой родины.
– Да что ты там копаешься? – прервал Настины поиски неугомонный геодезист. – В Воскресенске есть технологический университет!
– Да, но я не хочу быть технологом!
– Вот
