олько дней после ее рождения.
Отец Розали был богат и жил в большом собственном доме; дом был окружен просторным парком, где Розали могла гулять сколько хотела.
Отец воспитывал девочку с нежностью и лаской, но приучил ее к беспрекословному послушанию, раз навсегда запретив задавать ненужные вопросы и стремиться узнать о том, что он не хотел ей говорить. Такой всесторонней заботой и бдительным присмотром ему почти удалось искоренить в ней весьма распространенный недостаток – любопытство.
Розали никогда не выходила за пределы парка, окруженного высоким забором. Она никогда никого не видела, кроме отца; в доме не было ни единого слуги; все делалось как бы само собой; у Розали всегда было все, в чем она нуждалась, – и одежда, и книги, и занятия, и игрушки. Отец воспитал и научил ее всему без чьей-либо помощи, и Розали, которой было уже около пятнадцати лет, не скучала и не представляла, что могла бы жить иначе, среди людей.
В глубине парка стоял домик; у него не было окон, а единственная дверь всегда была заперта. Отец Розали входил туда каждый день, но ключ от домика всегда держал при себе; Розали считала домик сараем для садового инвентаря и никогда не думала и не спрашивала о нем.
Как-то она искала лейку для цветов и сказала отцу:
– Отец, дайте, пожалуйста, ключ от садового домика.
– Зачем тебе ключ, Розали?
– Мне нужна лейка; я хочу ее там взять.
– Нет, Розали, там нет лейки.
Голос Благоразумца так изменился при этих словах, что Розали взглянула на него и с изумлением увидела бледность и выступивший на лбу пот.
– Что с вами, отец? – спросила пораженная Розали.
– Ничего, доченька, ничего.
– Это моя просьба о ключе вас взволновала, отец: что там такое, в этом доме, что вызвало у вас ужас?
– Розали, ты не знаешь, что говоришь: ступай ищи свою лейку в оранжерее.
– Но, отец, что же в этом домике?
– Ничего для тебя интересного, Розали.
– Но почему вы ходите туда каждый день и никогда не позволяете вас сопровождать?
– Розали, ты ведь знаешь, что я не люблю вопросы и что любопытство – порок.
Розали промолчала, но погрузилась в размышления. Домик, о котором она прежде не думала, теперь не выходил у нее из головы.
«Что там может быть? – говорила она себе. – Как отец побледнел, когда я попросила разрешения туда войти!.. Возможно, он боится, что меня подстерегает там какая-то опасность!.. Но зачем же он сам ходит туда каждый день? Может быть, относит еду какому-то пойманному хищнику… Но если бы там был хищник, были бы слышны его рев или метания; я никогда не слыхивала ни малейшего шума из домика; нет, это не животное! Кроме того, оно ведь сожрало бы отца при его появлении… если, конечно, оно не привязано… Но если оно привязано, то тем более для меня нет опасности. Что бы это могло быть… Пленник?.. Но отец добр, он не стал бы лишать воздуха и свободы несчастного невиновного!.. Во что бы то ни стало надо разгадать эту тайну… Как быть… Если бы удалось взять у отца ключ, всего лишь на полчаса! Может быть, он случайно его забудет…»
Размышления прервал звавший ее странный голос отца.
– Я иду, отец, иду.
Она действительно вернулась и внимательно взглянула на отца, чье бледное и осунувшееся лицо говорило о сильном волнении. Еще более заинтригованная, Розали прикинулась веселой и беззаботной, чтобы успокоить отца и таким образом ухитриться завладеть ключом, о котором быть может, он никогда и не вспомнил бы, если бы дочь так явно не обнаружила свой интерес.
Они сели за стол; Благоразумец ел мало и был молчалив и грустен, несмотря на попытки поддерживать разговор. Но Розали выказывала такое веселье и такую беззаботность, что вскоре отец обрел свое привычное спокойствие.
Через три недели Розали должно было исполниться пятнадцать лет; отец обещал ей на праздник приятный сюрприз. Прошло несколько дней; оставалось ждать не более пятнадцати.
Однажды утром Благоразумец сказал Розали:
– Мое дорогое дитя, мне надо уйти на часок, как раз по поводу твоего пятнадцатилетия. Оставайся дома и прошу тебя, Розали, не поддавайся любопытству. Как только тебе исполнится пятнадцать лет, ты узнаешь то, что так желаешь знать, ибо я читаю твои мысли и знаю, что тебя волнует. Прощай, дочь моя, не поддавайся любопытству.
Благоразумец нежно поцеловал девочку и с видимой неохотой вышел из дома.
Стоило отцу удалиться, как Розали тут же побежала в его комнату, и какова же была ее радость, когда она обнаружила, что ключ остался забытым на столе!
Она
