Верховному Главнокомандующему,
Маршалу Советского Союза,
Светлой памяти
Раба Божьего
Леониду Ильичу Брежневу
посвящается
1
Через долгие годы побед, сквозь миллионы безжизненных километров, по безвоздушному пространству Вселенной – когда-то – ты достигнешь иных миров и там послужишь людям, неутомимый трудяга науки! Но сначала твои колеса пробегут по Луне, по лунной дороге, предсказанной учеными, обшаренной вдумчивыми телескопами, обследованной скрупулезными космическими спутниками. Протянув к солнцу упругие антенны, ты будешь катить вперед, перемалывая лунный грунт, такой однообразный и далекий. Ты нужен нам, посланник Земли! Ты – вера в будущее! Сбывшаяся мечта инженеров! Храни тебя Господь!
2
Они шли по невообразимо огромному коридору, пол которого скрывал красных тонов бухарский ковер. Работа ковра была настолько ручная, что полностью поглощала шум идущих ног. Этот гигантский коридор, где с легкостью уместился бы железнодорожный состав, делал людей маленькими, беспомощными и ничтожными. По украшенному сверканием хрустальных каскадов кремлевскому коридору можно было попасть к Нему. Чарующая красота хрусталя замирала на отделанных капом стенах и благородно вздрагивала на отполированных прикосновениями ручках дверей, выполненных из массивной бронзы. Этому торжественному коридору, казалось, не будет конца.
Остроносые туфли человека повыше, с твердым, хорошо поставленным голосом, поблескивали черным лаком. За долгие годы они изучили на этом ковре каждую ворсинку, знали всякую шероховатость, помнили любой бугорок, но и они старались ступать плавнее. В конце коридора величественно возвышались двери. Перед посетителями они бесшумно, точно сами собой, распахивались, приглашая войти, и пропускали вовнутрь.
В приемном зале воздух был прозрачнее и гуще, с каким-то еле уловимым запахом полного спокойствия и умиротворения. Этот запах поселился здесь очень давно, в незапамятные времена, быть может, еще при царях, и не хотел выветриться ни при каких обстоятельствах. Ни долгие проветривания зимой, ни замена громоздкой золоченой мебели на золоченую менее громоздкую, ни смена обоев, расшитых переливчатыми жар-птицами на шитые рубиновыми узорами с ослепительными звездами, – ничто не смогло истребить этот чуть сладковатый запах могущества и абсолютной власти.
Министр поздоровался с темноволосым, аккуратно причесанным мужчиной лет пятидесяти, сидящим за чересчур длинным столом с молчаливыми рядами телефонных аппаратов, очень красивых, цвета слоновой кости. Обворожительная Наташа вышла навстречу и предложила присесть. Стулья для посетителей были самые простые, обычного красного дерева, с твердыми деревянными сиденьями, без подлокотников, но сидеть на них было настолько удобно, что то и дело хотелось подняться и походить. На таком стуле нельзя было переложить ногу на ногу или вольготно развалиться, можно было лишь замереть и ждать.
– Как Он? – одними губами спросил Министр, придерживая папку с документами на коленях.
Наташа очаровательно улыбнулась:
– Пока не вызывал.
Министр с укоризной посмотрел на нее, потом на зама, который послушно сопровождал и теперь на листе бумаги быстро вычерчивал внешний вид Лунохода, каким его представлял. В детстве зам с отличием окончил художественную школу и до сих пор грешил рисованием.
– Вот, Сергей Тимофеевич, – протягивая листок, сказал зам. – Как, сгодится? Или еще подработать?
– Ладно, ладно! – отмахнулся Министр и сунул рисунок в карман. – Если что – дорисуют.
Министр переживал, все думал, вовремя ли пришел к Нему? Хорошее ли у Него настроение? Тогда, год назад, стоя на Красной Площади, Он спросил: – Как дела, Сережа?
Министр ответил:
– Хорошо.
– Что ж, зайди, расскажешь! – отвернулся и ушел.
Прошел год, и тут, вчера, под вечер, этот звонок, по самому белому, самому пронзительному, самому инфарктному телефону, по которому можно разговаривать только с Ним.
– Ждет! – раздался ответственный голос секретаря. Сергей Тимофеевич похолодел.
«А теперь не знаешь, с чего начинать, что говорить?» – замерев на стуле в приемной, нервничал Министр.
«Может, Он спросит, что это за мысли были тогда, год назад, на Красной Площади? Может, нахмурится, и захочет получить ответ, почему так давно не показывался на глаза, ведь Он же сказал тогда: „Заходи, расскажешь!“ Может, потребует перечислить новые победы, рекорды. Назвать лучших, кто отличился?» – вопросы давились у Сергея Тимофеевича в голове и приводили сознание в исступление.
После
