Их пришлось пристрелить, все равно не вылечить. Четверо в тот же вечер дезертировали, слабы оказались духом.
В начале июля столкнулись с поляками. Те ехали на грузовике, переодетые в форму саперов вермахта. Только родная речь их и выдала. Полтора часа шел бой. Хлопцы перестреляли половину ляхов, но и своих семерых потеряли, боевых, бывалых, опытных.
Поляки стараются не оставаться в долгу. Они поступают на службу к немцам в полицию, получают форму, оружие и мстят украинцам, выжигают дотла их селения, истребляют жителей. А уж как радуются, встречая подразделения УПА. Мимо не проходят, бьются до последнего.
Немцы задумчиво взирают, как поляки и украинцы уничтожают друг друга. Они не видят в этом ничего ужасного. Все равно эти земли надо освобождать для колонистов из Германии.
Из казармы донесся взрыв хохота. Все, довольно!
Нестор слез с завалинки, вышел на середину двора и заорал:
– Становись!
На объем легких он никогда не жаловался. Даже птицы слетели с веток!
Дважды повторять не требовалось. Народ повалил из казармы так, словно враг уже топтался у ворот. Бренчало оружие, бойцы на ходу поправляли головные уборы, подтягивали спадающие штаны. Не прошло и тридцати секунд, как все воинство стояло в одну шеренгу, вытянувшись во фрунт.
Пятнадцать небритых рыл. Трое на передовой заставе, еще один у разрушенного обрыва, откуда открывалась панорама прилегающей местности.
Хлопцы научились чувствовать состояние командира, стояли, не дыша. А он неприязненно поедал их глазами. Вроде все правильно, по ранжиру, помнят еще свои места. На правом фланге заместитель Сморчук, рядом дылда Адам Буткевич. Крайний слева – коротышка Фадей Горбаш, лупоглазый, плюгавый, весь какой-то шелушащийся, словно линять собрался.
Люди крепкие, обветренные, проверенные в бою, и не только. У каждого свой счет к врагам Украины.
Но на кого похожи, мать их за ногу! Кто в чем! В штанах из драной холстины, в ватных брюках, кирзовых сапогах, гражданских ботинках, громоздких армейских бутсах. Одни в немецких френчах с оторванными знаками различия, другие в советских гимнастерках под крестьянскими безрукавками, третьи в польских или венгерских френчах. На головах и того хлеще – грязные мазепинки с клинообразным передом и вырезанным из жести трезубцем в качестве кокарды, немецкие кепи с козырьками, красноармейские пилотки, польские конфедератки.
С вооружением тоже полная чехарда – советские «ППШ», пистолеты-пулеметы Судаева, германские «МР-40», разные винтовки. Рядом со здоровяком Богданом Клычко стоит крупнокалиберный пулемет Дегтярева – Шпагина. На поясах подсумки с обоймами и магазинами, немецкие патронташи, ножи в чехлах. Какое потрясающее разнообразие!
– Что, бойцы, вкусили запорожской вольницы? – процедил Бабула, исподлобья озирая остатки своего воинства. – С этого дня никакой анархии, зарубите на носу. Строгое выполнение распорядка дня, никаких карт и других азартных игр. Подъем и пробуждение – по расписанию. Прием пищи, физическая зарядка,
