департаменте мне сообщили, что мой отъезд в Америку отложен до прибытия в Санкт-Петербург господина полномочного посланника Стекля, от коего я и получу дальнейшие распоряжения.
Барон Стекль прибыл в самом начале декабря, но встретился со мной не сразу, а только дней через десять по приезде. Как мне объяснил директор департамента, Стекль был занят, наносил важные визиты. Позже я узнал, что он был дважды удостоен Высочайшей аудиенции и трижды беседовал с глазу на глаз с нашим министром, князем Горчаковым…
Когда мы наконец встретились, барон излучал само благодушие и любезность. Он поздоровался со мной условным рукопожатием, давая понять, что знает, кто я, доверяет, и заговорил по-французски:
– Господин Мамонтов, вы послезавтра отправитесь в наши колонии на Аляске. Вам надлежит, не производя лишнего шума, изучить обстановку в Новоархангельске и возможную реакцию тамошних жителей и главное – правителя колоний князя Максудова, на случай, если колонии в ближайшее время будут переданы Северо-Американским Соединённым Штатам. Информация эта совершенно секретная, и вам не стоит напрямую заговаривать о такой возможности ни с самим князем, ни с его сотрудниками, дабы не вызвать паники среди владельцев акций Российско-Американской компании и противников сей сделки как в России, так и за её пределами.
Я онемел, не находя что ответить.
Стекль перешёл вдруг на немецкий язык, очевидно, желая проверить мои познания в нём:
– После того как исполните сию миссию, отправляйтесь в Вашингтон, куда и я надеюсь к тому времени прибыть. Детали ваших действий на Аляске обсудим завтра. А пока потрудитесь получить все необходимые бумаги у товарища министра иностранных дел, его превосходительства господина Вестмана, проститесь с родными.
Я поблагодарил его по-английски, сказав, что уже простился со всеми родственниками. Чтобы не выдать волнения, охватившего меня после известия о возможной продаже Аляски, спросил как можно непринуждённее:
– Как вам показался Санкт-Петербург, ваше высокопревосходительство, после возвращения?
Стекль отвечал, что столица российская за три года расцвела и всё более напоминает ему Вену, родной город его отца.
– Впрочем, – добавил он, – что-то в нынешнем Санкт-Петербурге есть и от Рима, где когда-то жил мой дед по матери.
Мы ещё поговорили о вещах, не связанных со службой, и расстались.
Всю ночь я не находил себе места: как можно продавать Аляску? Это же русская земля! Знает ли о предстоящей сделке Государь? Насколько правомерна она? Может ли вообще быть правомерной передача отеческой земли иноземцам? Имею ли право я участвовать во всём этом, не предав своей отчизны и данной клятвы?
«…Пусть моё тело разрежут пополам, мои внутренности сожгут, а пепел развеют по лику земли, если я не оберегу от профанов масонские секреты, если не сохраню братскую верность другим мастерам…»
Сейчас я уповаю только на Бога Всевышняго и молю его: Боже! Дай мне разум
