упирается прямо в потолок. Эдик, сидя на руках у самого настоящего Деда Мороза, задирает голову и не видит вершины. Ему мешают пушистые ветки. Зато Эдик видит множество ёлочных игрушек, искрящихся в свете гирлянды. Ёлка тоже настоящая, как и Дед Мороз.
От всполохов гирлянды в комнате меняется свет: с жёлтого на зелёный, с зелёного на красный, с красного на синий. Искрит и посох Дедушки Мороза, которым он стучит о пол.
– Ну, а теперь, – приятным раскатистым басом говорит Мороз. – Сыграем в игру.
В руках у Деда Мороза неведомым образом появляется снежный шар из ваты. Он отдаёт его Ване, старшему брату Эдика, который стоит по правую руку Деда Мороза, и приговаривает считалку, пока снежный шар ходит по рукам:
– Снежный ком мы все катаем. До пяти мы все считаем. Раз, два, три, четыре, пять…
На слове «Пять» шар оказывается у Эдика в руках, и Дед Мороз заканчивает:
– …Эдичке стихи читать.
Эдик в восторге. Задолго до Нового Года он начал учить стих, выучил его назубок, и теперь получит от Дедушки Мороза самый большой подарок. Дед Мороз волшебным образом узнал, что Эдик учил стих, поэтому он и дал ему такое задание.
Мальчик собрался с мыслями, глубоко вздохнул, посмотрел на улыбающиеся лица мамы и папы, сидевших напротив, и начал с выражением декламировать стихотворение:
– Вот моя деревня;
Вот мой дом родной;
Вот качусь я в санках
По горе крутой;
Вот свернулись санки,
И я на бок – хлоп!
Кубарем лечу я
Под гору, в сугроб.
Эдик не обращает внимание на ошибку, но видит, что мама не отводит от него глаз, внутренне поддерживая и болея за сына. Она даже приподняла подбородок и как будто хочет сказать: «Ну, давай! Ты же знаешь стишок!».
Он самую малость спотыкается перед следующим четверостишьем, но продолжает:
– И друзья-мальчишки,
Стоя надо мной,
Весело хохочут
Над моей бедой.
Всё лицо и руки
Залепил мне снег…
Мне в сугробе горе,
А ребята… смеются!
Теперь он замечает свою ошибку, но не может вспомнить, как там правильно. И дальше стихотворение не может вспомнить. Эдик чувствует, что его лицо начинает гореть от волнения, но Дедушка Мороз смеётся своим густым басом из под белоснежной бороды и говорит:
– Замечательное стихотворение. Сам выучил?
Эдик, сидя у Дедушки на руках, кивает. Он не может ничего сказать, потому что застрявшее в горле четверостишье не пропускает другие слова, но Дедушка Мороз этого не замечает. Он, наклонившись, засовывает руку в красный мешок, стоящий около его ноги, что-то там ищет и достаёт из мешка огромную коробку, на которой изображён….
…луноход.
Мальчик вспоминает про свой новый луноход и просыпается. Эдик в майке и трусах лежит на втором этаже двухъярусной кровати. Снизу посапывает старший брат.
Дед Мороз подарил ему накануне классный луноход, с которым Эдик играл, пока его глаза сами не начали закрываться. Новогодняя ночь, единственная в году, когда родители не заставляют ложиться спать вообще, но к двум часам ночи Эдик, всё-таки, уснул.
Он помнил, как папа помог ему, засыпающему, забраться на второй этаж кровати, и Эдик попросил, его подать ему новый луноход. Но папа сказал, что Эдик может столкнуть луноход, и тот упадёт и разобьется. И что Эдик уже большой, чтобы спать с игрушками. И папа поставил луноход… Поставил луноход… Куда же папа поставил луноход?
Эдик сел на кровати и оглянулся. В комнате было светло настолько, насколько позволяли плотные шторы проникать дневному свету. Он потёр глаза, потянулся и громко зевнул. Майка сбилась в сторону от того, что он крутился во сне, и Эдик привычным движением поправил её.
Папа, конечно, лукавил, когда говорил, что Эдик может столкнуть луноход с кровати, бортики были достаточно высокими, но мальчик был готов согласиться с отцом по поводу того, что с игрушками спят только малыши. Ваня, например, уже очень давно не спал с игрушками. Даже с мягкими. У Эдика же был любимый, набитый ватой, медведь, которого он всегда брал с собой в кровать, обнимал его, да так и спал с ним всю ночь. Но этой ночью медведь оказался забытым и остался сидеть в углу кровати в ногах у мальчика.
Эдик, держась за бортики, поставил одну ногу на перекладину лестницы, потом поставил вторую ногу, и спустился со своего второго яруса на пол. Ни для кого в семье не было секретом,
