со своим младшеньким. Разбойник не успел вовремя отвести удар, и его острый как бритва нож легко проник в живот младшего брата и насадил его, словно барана на шампур. Несчастный удивленно округлил глаза, посмотрел на окровавленную рукоятку, торчащую из его живота. Поднял голову и заглянул в округлившиеся от ужаса глаза старшего брата. Он только успел недоуменно спросить: «За что, брат?» – как тут же обмяк. Старший свободной рукой тут же подхватил брата, рывком извлек из тела окровавленный тесак и посмотрел на него, словно это была ядовитая змея, каким-то чудом оказавшаяся в его руке. Его ладони тоже были в крови собственного брата. От страха и растерянности здоровяк с неприязнью бросил нож на брусчатку. Затем подхватил чистой рукой безвольное тело младшего брата и осторожно опустил его на камни мостовой. Теперь он уже не замечал того, что весь выпачкался в крови. Он прижал к себе брата, как безвольную куклу, и закричал, словно сам был смертельно ранен этим же ножом в самое сердце:
– Нет! Ты не должен был умереть, брат!
Никогда не знавший слез здоровяк заплакал – совсем как малое, беспомощное дите. Он рыдал, утирал окровавленным рукавом слезы, размазывал их по щекам и оглядывался по сторонам, выискивая ненавистного врага, из-за которого погиб его брат. Ему до сих пор никак не удавалось понять: как этот неповоротливый увалень ушел от его коварного удара в спину. Ведь никто до сих пор от него еще не уходил живым! Наконец он увидел своего кровного врага. Московит, совершенно не торопясь, уходил прочь по улице и даже не смотрел в его сторону. Осмелевшие любопытные «свидетели», благопристойные жители Лондона, осторожно выглядывали из окон ближайших домов, но никто из них не торопился на помощь братьям-разбойникам. Они тихо радовались этому великому событию, освободившему их от тирании двух отморозков, но, как истинные благопристойные англичане, они радовались молча.
Младший брат разбойника умер у него прямо на руках, и никто в мире не в силах был теперь оживить его. Здоровяк от бессилия на миг закрыл глаза. Затем вновь открыл их, и они стали красными от обуявших его гнева и ненависти. Он с надрывом в голосе злобно закричал:
– Стой, чужеземец! Теперь ты от меня живым уже не уйдешь!
Он осторожно опустил брата на землю, мгновенно вскочил на ноги и рванул за Николаем. Тот обернулся и снова стал спокойно дожидаться взбешенного противника. Ведь нет хуже для бойца ситуации, когда его разум застилают злоба и желание немедленно отомстить обидчику. Англичанин угрожающе размахивал тесаком и несся на Николая. Его глаза были красны, как у разъяренного быка, а сам он сопел и грозно кричал. Николай даже на миг представил себя тореадором. Не хватало только красной тряпки, чтобы элегантно взмахнуть ею перед самой мордой грозно сопящего быка. Тогда он достал из кармана расшитый красивым узором шелковый платок, который ему однажды перед походом в Тверь подарила Марфа как оберег от лихих людей. Посмотрел на подбегающего к нему грабителя и,
