ин.Интересно, если жизнь – это игра, то стоит ли она свеч? И чем мы рискуем, когда делаем ставки? И если победителей не судят, то как их определяют? И кто отмеряет меру одиночества? Или мы сами заключает себя в стеклянный шар отвержения, выдыхая в окружающий мир пары высокомерия, равнодушия и снобизма? И почему нам не хватает времени для самого главного? Не оттого ли, что мы пытаемся его подчинить, не представляя даже, как жить с ним в гармонии? И когда всё это закончится?
А я снова пишу тебе. О многом надо поговорить. Чтобы рассказать обо всём, вряд ли хватит жизни.
Но твоё обычное агрегатное состояние – отсутствие. А письмо, даже электронное, позволяет не только найти нужные слова – тем более что при встречах с тобой я безнадёжно тупею – но и додумать твои реплики и ответы. Такая вот виртуальная содержательная беседа, игра в понимание и единение, игра в поверженное одиночество.
Кстати, об игре… Я однажды сказала, что многие политики – кем-то написанные, отрежессированные и сыгранные актёрами роли, чаще всего, гротескные. Ты ответил, что это относится к любому представителю нашего истеблишмента. Как будто кто-то создаёт хлёсткую пародию на деятельность властей всех рангов и мастей. Да и вообще, в эпоху тотального технического прогресса стало невероятно просто следить за всеми, манипулировать и направлять, дёргая за подходящие ниточки – добавил ты.
И я всё чаще задумываюсь над тем, что вокруг настоящее, идущее от живых потребностей и желаний, от естественных законов развития, а что является продуктом чьего-то прихотливого замысла и есть только оффлайновая роль-плейинг, многопользовательская сложносочинённая стратегия, мегауровневая киберпространственная заморочка. И нахожу в окружающей действительности всё больше примет глобального розыгрыша.
Все играют – на работе и дома, в городах и весях, в окружении толпы и наедине с собой, едва покинув пелёнки и на краю собственной могилы. Игра стала альфой и омегой существования, несомненным мерилом ценности каждого в ополоумевшем, заигранном, как пластинка мире.
В детстве играть и весело, и страшно, и любопытно, и трагично, иногда немного грустно, но чаще светло и радостно. А во взрослом, умудренном, по мнению многих, возрасте приходит время угара и похмелья от бесконечных кружений уровней, от непрерывной карусели абсурдных образов. Яростная боль обживается в перегретом мозгу, воспаленные глаза привыкают к пронзительной рези, тело сводит от запрограммированных поз, и сухо-сухо во рту. Но остановиться невозможно, и всё громче звучит в ушах: «The Show Must Go On».
Время мелькает быстрее и быстрее, делается тягучим и сверхплотным. События недельной давности видятся отодвинутыми в далёкое прошлое, а газеты десятилетней выдержки кажутся диковинной хроникой канувших эпох.
Фрагменты реальности превращаются в компоненты игрового процесса, а окружающие люди – в хорошо или не очень хорошо воплощённых персонажей иллюзорного действа. Мы и на миг не в силах оторваться от Игры, мы становимся её частью, поскольку только в ней можем что-то изменить, на что-то повлиять. Жизнь давно научилась обходиться без нас, без каждого в отдельности, без того, что когда-то называли волей индивида. Это понятие нивелировалось, приблизилось по значению к абсолютному нулю. Мы играем потому, что разучились жить, и умение это вряд ли вернется.
Разве что в результате какой-нибудь глобальной катастрофы люди станут перед необходимостью возвратиться к истокам, к умению слушать и понимать природу и брать у неё то, что жизненно значимо, к отношениям, замешанным на истинных связях и чувствах, к переоценке сущего. Но выход этот кажется излишне жёстким даже мне, весьма невысоко оценивающей и род людской, и перспективы его существования. Да я и не пытаюсь поставить диагноз или выписать рецепт, я просто слежу за ходом болезни, наблюдаю клиническую картину. И если она покажется кому-то неоправданно мрачной – я не специалист.
Да и может ли быть въяве специалист в этой области? Разве тот, кто запустил всепланетную забаву. «Глоуб-игру замутил извращенец»… Как же он изобретателен! За его больной фантазией не угнаться могущественным корпорациям, многими сотнями поставляющим новые и новые игрушки прямиком в наши компы и головы.
Но когда это началось, когда человечество оказалось вовлечённым в нескончаемое представление? Не в момент ли появления первого человека на Земле? А каким путём это произошло – спустился ли он с пальмы, попутно поумнев и став основателем нового биологического вида, или десантировался на опьянённую собственной дикой красотой планету с корабля миссионеров-пришельцев, или был слеплен из подходящего подручного материала – он и сам толком не знал. Не будем и мы спорить о вещах, о которых никогда не договоримся.
Наверно, в самый миг осознания себя существом малость мыслящим и слегка самостоятельным человек понял, что окружающая действительность – не самое удобное и комфортное место для него. И тогда он начал придумывать другую реальность, такую, где он сильнее, умнее, могущественнее,
