еды времени. Время особенно приятно пить. Но его бывает так мало. Потому это вечное лакомство становится столь притягательным для таких, как я.
Следы тех, кто пришёл по этой дороге, надо вдыхать, ибо несравненный аромат странствий – их исток.
Поглотить. Выпить без остатка. Спрятать в себе и не давать никому. Здесь – всё моё: мой мир, мой город, моя Земля. Я царствую над всем этим. В МЕНЯ вливается энергия всех миров, и я отдаю всё обратно. Не сразу, но ОТДАЮ. Много таких планет – миллиарды, сотни миллиардов. Но когда-нибудь всё же образуются сверхновые …
Я пью миры, алкая времени, находясь в неутолимой Жажде. И Вселенная имя мне.
Сон…
Стена. Высокая и неприступная. Для меня. Мне сейчас словно пять лет, хотя это совсем не так… Я иду вдоль стены, выше которой только могучие зеленые тополя. Я знаю, что впереди будет арка. Вот она. Мощная и старая, как этот древний камень. Могут ли камни тлеть?…Не знаю, но сейчас меня волнует другое – где тот измученный жизнью человек в набедренной одной повязке, схватившийся за живот? Он всегда здесь стоит, держа на холодной каменной голове вазу. Не думаю, что в ней когда-нибудь начнут распускаться бутоны. Они тоже из камня. Живой здесь лишь мох.… И тот человек, к которому я пришла.
–Здравствуй! – вот он! Человек, похожий на Мефистофеля, чьи смольно-чёрные волосы, спадают тёплой блестящей волной ниже плеч. Гораздо ниже. Хочется провести по ним рукой и вдохнуть их запах. Я знаю, что почувствует мой размечтавшийся нос. Но не хочу испытывать судьбу снова. Так трудно будет потом оторваться от запаха вечных снегов и начать снова думать, как прежде, не летая в облаках.
В физиогномике тип его лица охарактеризовали б как «дерево»…Видеть надо, как стальные глаза изучают каждый уголок мира и останавливаются ВДРУГ. Ни с того, ни с сего. Просто останавливаются и тайно засыпают. Кажется, будто в этот миг жизнь останавливается в человеке, подчиняющим себе ВРЕМЯ.
–Эта твоя работа? – киваю на статую, наводящую боль.
–Как хочешь…– тихо огибает меня, останавливаясь за спиной, и стремительно ловит сильной рукой падающий листок.
–Если ты создал эту статую, то – плохая работа. Зачем она тебе…?– я внимательно гляжу в высокие кроны деревьев.
–Зачем?.. И, правда.… Но, может, если не будет этого несчастного, ты больше не придешь сюда, – кладет руку мне на плечо. Зачем?!!! Брызги цветов и запахов врываются в меня. Свет!!! Везде свет! Он повсюду и его оттенки различны! Свет бьёт из моих глаз, вылетает из губ и шепчу одно лишь имя.
«Зачем ты это сделал?!» – проносится в моей голове мысль-вихрь, и тут же я оборачиваюсь, глядя в ясные глаза виновника безумства цветов и красок. Обвиваю руками его шею, и наши губы сливаются в страстном поцелуе, долгожданном и насыщенном электрическими разрядами счастья. Вокруг – мягкая невесомость.… Это будет длиться ровно десять часов…
Потому что именно так сон приходит ко мне, смежая мои усталые веки.
А вы как ощущаете его приближение?
Ворона
(сказка)
Это случилось во времена, когда Солнце подолгу говорило с Луной, а люди понимали язык зверей и птиц.
Вороны тогда были белы, как не тающий снег на горных вершинах и красивые их голоса звучали в зелёных лесах.
Всё это было. Всё это правда, как то, что я вижу тебя, а ты видишь меня.
В ту далёкую пору сидел у огня человек, мешая горячую кашу в глиняном горшке. У очага летала ворона со своим сыном. Эти птицы испокон веков жили с людьми, давая советы и питаясь остатками с человеческого стола.
Разговорился хозяин с птицей. Поведал ей о многих своих делах. Но не сошлись во мнениях представители птичьего рода и людского: кто же лучше из них поёт. Заспорили.
Долго пытались доказать друг другу, кто прав. А воронёнок подлетал всё ближе и ближе к очагу.
Решив узнать, что в горшке, птенец подпорхнул слишком близко. Но не успел понять он, что случилось, как мгновенно обгорели его перья. И с криком отчаянья воронёнок упал в огонь.
Очнулись от своего спора человек и ворона. Да только нет никого. Горько заплакали они и стали, причитая, молиться богам.
Грянул гром. Свирепо сверкнула молния и голос пророкотал:
–Твой сын БУДЕТ жить на этой Земле, но отныне весь ваш род птичий чёрного станет цвета – в знак траура, и того, что ОБОЖЖЁН был птенец в пламени. Отныне цвет обгоревших перьев, неповинного ни в чём птенца, которого не смогли вы спасти, будете носить все вы до самой смерти. А ты, человек, разучишься понимать язык зверей и птиц. Дабы не спорить с ними ни о чём. Не навлекать на их семьи новые беды.
Зарыдала ворона во весь голос, обнимая возвращённого
